Описание

Защитная речь адвоката в суде пример образец

адвоката Ермолаева Игоря Николаевича

в прениях по уголовному делу в защиту подсудимой Щайхутдиновой Е.М. обвиняемой

по ч.1 ст.105 УК РФ

в Калининском районном суде г.Уфы

П.1 и 20 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 года № 1 «О судебной практике по делам об убийстве» указали на необходимость выяснить форму вины, мотив и цель преступного деяния.

Государственное обвинение считает, что причиной нанесения телесных повреждений моей подзащитной потерпевшему явилась ссора произошедшая между ними 27 ноября 2004 года.

Скандалы, драки между собой и с посторонними, избиения, разрушения домашней обстановки, в том числе и топором, скандалы, оскорбления, совместное употребление спиртных напитков, продолжались в семье Шайхутдиновых в течении как минимум семи лет.

Однако при этом никто из супругов не причинял друг другу серьезных телесных повреждений. Почему? Что мешало им убить друг друга раньше?

Все свидетели в третий раз показали суду, что между ними были и более серьезные ссоры, сопровождавшиеся более серьезными избиениями.

Однако, при этом никто никого не убивал.

Затем свидетели показывают, что на утро они спокойно, под ручку выходили на улицу и также под ручку возвращались домой.

Это была нормальная повседневная жизнь этой семьи.

Они сами построили такие отношения. У них имелись все шансы изменить свою жизнь, но они изо дня в день сохраняли именно такие отношения, и упорно продолжали так жить.

Очень характерно отношения этой семьи иллюстрируют те конфликты, которые нашли свое подтверждение в процессе их расследования органами внутренних дел. Все они происходили при непосредственном участии как Ильдара так и Лены. Если били Ильдара, Лена всегда за него заступалась. Также когда били Лену, Ильдар всегда приходил к ней на помощь.

Это еще раз ярко показывает непростые, внешне агрессивные (если можно в данном случае использовать это слово) отношения в семье Шайхутдиновых, которые в действительности строились на глубокой любви друг к другу. Они не допускали в свой внутренний мир ни родственников, ни знакомых, ни друзей. И всех кто пытался изменить их отношения, встречался подсудимой с нескрываемой агрессией.

Но эта агрессия была столь эмоциональна и убедительна, что, как правило до физического насилия дело не доходило.

Возможно, что часто она злоупотребляла своим правом на частную жизнь, но это делалось с единственной целью – сохранения семьи, тех отношений, которые сложились с Ильдаром и устраивали обоих супругов.

Ни один из допрошенных свидетелей не сказал о том, что подсудимая угрожала убийством мужу. Хотя для это имелись основания. Подсудимая с первых своих показаний говорила, что муж не однократно бегал за ней по квартире с топором, который она постоянно прятала от него. На л.д.48 имеется фото №8 на котором запечатлен изрубленный косяк двери зала.

Это еще раз говорит о том, что конфликты между подсудимой и потерпевшим были разные, но на сколько серьезными и глубокими они ни были, они всегда видели ту грань, тот предел, у которого им нужно остановиться, чтобы избежать страшных последствий.

Как было установлено в суде и подтверждено результатами судебно-медицинской экспертизы, потерпевший 27 ноября 2004 года находился в запое, продолжавшимся несколько дней. Наличие пузырьков от биолима, обнаруженных при осмотре места происшествия в квартире, подтверждают показания подсудимой, что на третий день запоя, когда деньги закончились, пили уже какую то химию.

Очевидно, что это не просто алкоголь, а сложная химическая смесь, которая вероятно приносит в организм человека не просто алкогольное одурманивание, но и химическое отравление, негативно влияющее на психику человека.

Только так можно обьяснить поведение потерпевшего, который начав душить подсудимую, как впрочем и ранее неоднократно делавший это, не принял ее смирения, не захотел смягчить свой гнев, даже после мольбы успокоится и отпустить ее. Хотя раньше всегда в таких ситуациях, он проявлял благоразумие и соглашался на примирение.

По моему глубоком убеждению, сдавливание шеи подсудимой, которое было произведено потерпевшим с такой силой, что на шее под его пальцами выступила кровь, от которой образовались корочки в дальнейшем, произошло не из-за того, что он желал смерти своей жене, а из-за того, что под влиянием алкоголя и выпитой химии, он уже не отдавал отчет своим действиям!

Теперь хотелось бы обратиться к предмету нашего судебного разбирательства.

Что в этой ситуации должна была сделать Шайхутдинова?

Развязка конфликта по обычному сценарию - успокаивая покориться – не сработал. Руки сжимали горло все сильнее, в глазах потемнело, воздуха не хватало.

Человек кроме эмоций, таких как любовь, ненависть, страх, жалость, еще имеет и инстинкты, которые работают вопреки эмоциям и желаниям.

Основным из инстинктов любого живого существа, является инстинкт самосохранения. Жажда жизни, не желание умирать, не согласие с действиями потерпевшего, собиравшегося лишить ее жизни и невозможность помешать ему иными способами, вот те истинные причины этой огромной человеческой трагедии.

Мотивом данного преступления является не жажда смерти мужа, а желание выжить, в результате противоправного, преступного посягательства со стороны потерпевшего.

Хотелось бы обратить внимание суда на такое существенно-явное обстоятельство, которое бросается в глаза, но упорно не замечется государственным обвинением.

Какую выгоду извлекала из данного убийства подсудимая, если оно было умышленным? Для чего ей нужна была смерть мужа?

Шайхутдинова жила в собственной квартире, прав на которую муж не имел. Она имела работу, а он перебивался случайными заработками, в результате чего она была от него финансово независима. Она не ревновала его.

Поэтому ничего кроме горя, от смерти мужа, подсудимая не приобрела.

Можно ли было избежать столь страшных последствий?

Как было установлено судом, способы, которыми ранее подсудимой удавалось избегать серьезных последствий конфликтов, были ею выполнены. Она держала дверь, убегала, уговаривала, умоляла, полакала. Больше она сделать ничего не могла!

Я очень хорошо понимаю представителей потерпевшего, которые не могут смириться с такой ситуацией. Они потеряли близкого человека и не могут поверить в его причастность к своей смерти.

Но для подсудимой это не меньшая трагедия. Для нее случившееся было так же ужасно. Это ярко подтвердили свидетели, которые видели ее, или слышали, непосредственно на месте преступления. Они подтвердили, что она страдала от наступивших последствий, рыдала, умоляла о помощи, требовала вызвать врача, до последнего не верила в его смерть, и узнав о его смерти билась в истерике.

Но в данном судебном заседании мы не должны подтверждать или придерживаться позиции тех или иных сторон, а должны установить обьективную истину, отбросив эмоции и обративтся к закону.

2. Какие доказательства виновности подсудимой в умышленном убийстве представила государственное обвинение в суде?

Ими стали показания свидетелей Шухлеева, Арефьевой, Кайбышевой, Нефедьевой, Куляшова, Черненко, Смолянцовой, представителем потерпевшего Шайхутдиновой.

Но если обратиться к этим показаниям, то никто из них не был очевидцем преступления. Никто из них не был в квартире Шайхутдиновых в день преступления, за месяц, за три месяца, за шесть месяцев до преступления. Они не общались с Шайхутдиновыми и их мнение о взаимоотношениях в этой семье во многом строятся на основании тех разовых конфликтов, произошедших между подсудимой и ими несколько лет назад, либо со слов иных лиц, также имевших ссору с подсудимой.

Никто из них не сумел обьяснить почему после кодирования они вновь начинали пить, бросали работать, не общались с родственниками.

Государственное обвинение не считало нужным выяснить эмоционально-психологический климат в семье Шайхутдиновых, ограничившись, установлением факта длительного злоупотребления спиртными напитками. Но этого явно не достаточно для установления истины по делу.

Столь негативное и отрицательное отношение родственников потерпевшего в оценках подсудимой вполне понятны. Причем они и не скрывали, что всегда были против совместного проживания Ильдара с Леной, всегда считали ее причиной всех его бед и узнав о произошедшей трагедии сразу обвинили Лену в убийстве. Никаких сомнений в умышленности ее действий у них не возникало, т.к. негативное, неприязненное отношение к ней было сформировано еще 10 лет назад. Поэтому говорить об обьективности показаний родственников в данном случае невозможно.

Свидетели Куляшов и Шухлеев – врачи скорой помощи, также не подтвердили виновность подсудимой. Наоборот они подтвердили ее показания, о ее поведении на месте преступления, об обстановке на месте преступления.

Интересны были показания свидетелей Смоленцовой и Черненко – соседей Шайхутдиновых. Их безразличие и не желание вмешиваться в чужие конфликты, хладнокровное созерцание чужой беды и крика о помощи, вот те рамки глубины познания, которые они проявляли по отношению к своим соседям. Их показания о безразличии к шуму, доносящемуся из квартиры Шайхутдиновых, подтвердили устойчивый характер именно таких взаимоотношений, которые стали нормальным не только для семьи Шайхутдиновых, но и для соседей. Они подтвердили, что до стука в дверь, с криками о вызове скорой, в квартире был шум. Таким образом и эти свидетели подтвердили показания подсудимой.

3. Государственное обвинение представило суду в качестве доказательства виновности моей подзащитной заключение эксперта №1951 проведенное 17 декабря 2004 года (л.д.99).

Эксперту для исследования поступило постановление следователя от 1 декабря 2004 года (л.д.95), с которым ему были переданы упакованный пакет с предметами изьятыми с места происшествия, включающий 2 дактокарты и образцы крови Шайхутдинова и Шайхутдиновой.

Следователь просил эксперта провести исследование и определить наличие на данных предметах крови и ее видовую принадлежность, а также одному из обладателей представленных образцов.

На л.д.9 имеется протокол осмотра места происшествия от 27.11.2004 года. В нем следователь описывает предметы изьятые с места происшествия. Среди них под цифрой 3 значиться след обуви на 1 отрезке темной дактопленки.

На л.д.84 представлено постановление о назначении трассологической экспертизы. В нем следователь передает эксперту бурый след обуви на 1 отрезке темной дактопленки.

В заключении эксперта № 2741 (л.д.86) в исследовательской части эксперт указывает, что на исследование поступил бумажный пакет с дактопленкой. При вскрытии бумажного пакета обнаружен отрезок темной дактопленки размером 89Х110 мм.

В постановлении о назначении биологической экспертизы от 1 декабря 2004 года (л.д.95) следователь указывает, что с места происшествия изьят бурый отпечаток обуви на 1 отрезке темной дактопленки. Далее он предоставляет в распоряжение экспертов бурый след обуви на 1 отрезке темной дактопленки.

Однако, фактически при вскрытии запечатанного пакета с представленными на исследование предметами эксперт обнаруживает, и описывает это в заключении № 1951, что следователь передал ему для исследования уже 2 куска дактопленки.

У защиты возникает вполне закономерный вопрос для чего обвинению необходимо передавать эксперту предметы неизвестно откуда взявшиеся, не являвшиеся доказательствами и полученные следователем в нарушение требований уголовно-процессуального закона.

Мы считаем что при таких фактах, собирания обвинением доказательств виновности моей подзащитной, любыми способами, в том числе и не законными, они не могут быть признаны допустимым и подлежат исключению из числа доказательств как незаконно добытые.

Данное заключение эксперта является незаконным и по еще одному весьма существенному обстоятельству.

Экспертиза производиться на основании еще одного незаконно полученного обвинением доказательства.

На экспертизу следователь предоставляет образец крови Шайхутдиновой о чем указал в постановлении о назначении экспертизы (л.д.95). Данный образец предназначался для проведения сравнительного исследования.

Ч.1 ст.202 УПК РФ предоставляет право следователю получить образцы для сравнительного исследования у подозреваемого, о чем составляется протокол.

О получении образцов для сравнительного исследования следователь обязан вынести постановление (ч.3 ст.202 УПК РФ).

В материалах уголовного дела отсутствует как постановление о необходимости получения образцов крови у Шайхутдиновой, так и протокол получения образцов.

Таким образом неизвестно откуда взялась кровь и принадлежит ли она Шайхутдиновой.

Производство судебной экспертиза на основании незаконно полученного доказательства, является основанием для признания такой экспертизы не законной.

Даже при проведении судебно-медицинской экспертизы подсудимой кровь у нее не брали, в заключении судебно-медецинского эксперта об этом ничего не говориться. Хотя Правила о проведении судебно медицинской экспертизы обязывают отражать получение любых образцов для дальнейшего исследования в заключении.

В данном случае образцы крови Шайхутдиновой не только незаконно и таинственно появились в материалах уголовного дела, но и также таинственно исчезли из него.

Кровь обвиняемой в данном случае, как и кровь потерпевшего, представленные на исследование эксперту, являются предметами, на основании которых обвинение делает вывод о виновности подсудимой.

П.3 ч.1 ст.81 УПК РФ требует признания вещественными доказательствами предметов, которые могут служить средствами для обнаружения преступления и установления обстоятельств уголовного дела.

Кровь обвиняемой и потерпевшего в данном случае, являются теми предметами, которые сторона обвинения использует для установления конкретного преступления, обстоятельств его совершения и что самое главное причастности конкретного лица этому преступлению.

В этом случае обвинение обязано было осмотреть, признать вещественным доказательством, и приобщить к материалам уголовного дела, данные образцы крови, о чем вынести соответствующие постановления (ч.2 ст.81 УПК РФ).

В то же время смывы крови с места происшествия, взятые на ватные тампоны, были приобщены к материалам дела в качестве вещественных доказательств и переданы следователем экспертам для проведения исследования.

Обращает на себя внимание наличие в настоящем деле грубых, умышленных и существенных нарушений уголовно-процессуального закона и прав обвиняемой, допущенные государственным обвинением, даже при наличии неоднократных разьясниений и указаний Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ.

В качестве гарантии процессуальных прав участников уголовного судопроизводства конституционные принципы правосудия предполагают неукоснительное соблюдение процедур уголовного преследования. Поэтому в случае выявления допущенных органами дознания или предварительного следствия процессуальных нарушений суд вправе, самостоятельно и независимо осуществляя правосудие, принимать в соответствии с уголовно-процессуальным законом меры по их устранению с целью восстановления нарушенных прав участников уголовного судопроизводства и создания условий для всестороннего и объективного рассмотрения дела по существу. Тем самым лицам, участвующим в уголовном судопроизводстве, прежде всего обвиняемому, обеспечивается гарантированное статьей 46 Конституции Российской Федерации право на судебную защиту прав и свобод.

Ст.86 УПК РФ определяет процессуальный порядок, в соответствии с которым, собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства следователем путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных УПК РФ.

Уголовно-процессуальный закон требует неукоснительное соблюдение установленной законом процедуры проведения следственного действия, а порядок уголовного судопроизводства, установленный УПК РФ, является обязательным для органов предварительного следствия (ст.1 УПК РФ).

Пленум Верховного Суда РФ в п.16 Постановления от 31 октября 1995 года № 8 разъяснил, что доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией Российской Федерации права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законодательством порядок их собирания и закрепления, а также если собирание и закрепление доказательств осуществлено ненадлежащим лицом или органом либо в результате действий, не предусмотренных процессуальными нормами.

Из материалов уголовного дела прослеживается умышленное нарушение прав обвиняемого при проведении предварительного следствия со стороны следователя, т.к. никаких обьективных причин мешавших соблюдению всех процессуальных норм не существовало.

Моя подзащитная была задержана на месте происшествия, с этого момента содержалась под стражей и была доступна для проведения следственных действий. Единственной причиной, по которой с ней не могли производиться следственные действия, было нежелание самого следователя соблюдать права обвиняемой и процессуальные процедуры проведения следственных действий.

Права подозреваемого и обвиняемого, установленные уголовно-процессуальным законом, направлены на реализацию конституционной нормы ст. 45 позволяющей гражданину защищать свои права всеми способами не запрещенными законом, в том числе и через процедуры уголовно-процессуального закона, и гарантию государственной защиты прав и свобод человека и гражданина, осуществляемой в том числе и судом.

При назначении и производстве судебной экспертизы № 1951 на предварительном следствии 17 декабря 2004 года, судебно-медицинской экспертизы трупа № 4944 от 25 декабря 2004 года (л.д.18). следователь нарушил права подозреваемого и обвиняемого, а также нарушил установленную уголовно-процессуальным законом процедуру проведения данного следственного действия.

Следователем нарушена установленная законом, в ч.3 ст.195 УПК РФ, обязанность ознакомления с постановлением о назначении судебной экспертизы подозреваемого, обвиняемого, его защитника и обязанность разьяснять им права, предусмотренные ст. 198 УПК РФ. Об этом должен составляться протокол.

В связи с возникновением множества вопросов при применении данной нормы закона при производстве предварительного следствия и многочисленными обращениями как стороны защиты так и обвинения, Конституционный суд РФ в Определении от 18 июля 2004 года № 206 разьяснил порядок применения данной нормы уголовно-процессуального закона.

«В результате правового анализа судом был сделан вывод о том, что ознакомление подозреваемого, обвиняемого, его защитника с постановлением о назначении экспертизы, должно быть осуществлено до начала производства экспертизы - иначе названные участники процесса лишаются возможности реализовать связанные с ее назначением и вытекающие из конституционного принципа состязательности и равноправия сторон права, закрепленные статьей 198 УПК Российской Федерации. Данное требование части третьей статьи 195 УПК Российской Федерации распространяется на порядок назначения любых судебных экспертиз, носит императивный характер и обязательно для исполнения следователем, прокурором и судом на досудебной стадии судопроизводства.»

Выполненные на основании таких постановлений экспертизы являются недопустимыми доказательствами и получены на основании постановлений, составленных с нарушением уголовно-процессуального закона.

Мнение государственного обвинения о возможности восполнения на предварительном следствии или в суде обвиняемой и ее защитой нарушенных прав путем заявления дополнительных ходатайств, являются не состоятельным и не основанном на законе.

Подозреваемый, обвиняемый и его защитник вправе, но не обязаны указывать стороне обвинения на нарушение закона, вправе но не обязаны заявлять ходатайства о восстановлении своих нарушенных процессуальных прав, вправе но не обязаны требовать назначения и проведения повторных экспертиз. Потому что, конституционная норма ст.49, закрепила основополагающую норму, в соответствии с которой обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность.

Но следователь, как процессуальное лицо уполномоченное осуществлять предварительное следствие, обязано соблюдать установленные законом нормы по порядку проведения следственных действий и обязан соблюдать права участников уголовного судопроизводства. Нарушение им данных требований влечет признание данных действий не законными, т.к. они совершены с нарушением законодательных требований.

Уголовно-процессуальный закон в ст.7 и 75 требует признания не законными именно тех доказательств, которые в момент их получения и оформления нарушили права обвиняемого или порядок их закрепления. Наступление данных правовых последствий, закон не связывает с возможностью восполнения последствий от данных нарушений в дальнейшем.

Существует множество законодательных норм, в соответствии с которыми, в не зависимости от желания государственного обвинения, такие нарушения закона являются недействительными, уже в силу нарушения закона.

Например ч.3 ст.7 УПК РФ в которой установлено, что нарушение норм УПК прокурором и следователем в ходе уголовного судопроизводства влечет за собой признание недопустимыми полученных таким путем доказательств.

Ст.15 УПК РФ указывает, на то, что уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон и на то, что стороны обвинения и защиты равны перед судом.

Конституционный суд РФ в Постановлении от 29 июня 2004 года № 13-П постановил: Признать часть вторую статьи 15 УПК Российской Федерации не противоречащей Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм уголовно-процессуального законодательства содержащиеся в ней положения, как не предполагающие ограничение действия конституционного принципа состязательности, не освобождают должностных лиц государственных органов - участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения от выполнения при расследовании преступлений и судебном разбирательстве уголовных дел конституционной обязанности по защите прав и свобод человека и гражданина, в том числе от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, иного ограничения прав и свобод.

Защита считает, что нарушение норм уголовно-процессуального закона и прав обвиняемой при проведении досудебного производства по данному уголовному делу очевидно и бесспорно.

В результате незаконных ограничений прав обвиняемой и пренебреженией нормами закона стороной обвинения, защита была лишена и сейчас не в состоянии восполнить нарушения своих прав. Нас осознано, предусмотрительно, лишили возможности доказать несостоятельность выводов обвинения, укрывая и уничтожая доказательства виновности моей подзащитной.

Считаем заключение эксперта № 4944 судебно-медицинской экспертизы трупа от 25 декабря 2004 года, заключение эксперта №1951 от 17 декабря 2004 года (л.д.99) недопустимым доказательством и просим суд исключить их из перечня доказательств, на основании ст.7 и 75 УПК РФ.

Государственное обвинение представило суду заключение эксперта № 4944 судебно-медицинской экспертизы трупа от 25 декабря 2004 года (л.д.18). в качестве доказательства виновности Шайхутдиновой.

Теперь я хотел бы продемонстрировать суду иные еще более существенные нарушения, допущенные при производстве данного следственного действия.

Как указанно в описательной части заключения эксперта, на л.д.19, на трупе потерпевшего обнаружены следующие раны: Рана №1 – в подключичной области слева, Рана №2 – расположена по средней ключичной линии справа от соска в проекции 5 межреберья слева, Рана №3 на передней поверхности грудной клетки слева.

В заключении эксперта № 790/М-К от 23 декабря 2004 года (л.д.128), эксперт указал: при анализе протокольной части заключения эксперта № 4944 от 29 ноября 2004 года судебно-медицнской экспертизы трупа, хотя в материалах уголовного дела такой экспертизы нет. установлено, что на трупе имелись повреждения: Рана №1 в подключичной области слева, Рана №2 – справа от левого соска, рана №3 по средней ключичной линии слева.

Таким образом два государственных эксперта, производившие исследование трупа обнаружили на грудной клетке слева три раны.

Теперь хотелось бы обратиться к протоколам осмотра места происшествия. которых в уголовном деле имеется два, причем оба составлены следователями прокуратуры, юристами 3 класса, в профессионализме которых сомневаться нет никаких оснований.

Протокол осмотра места происшествия на л.д.6, составление которого началось в 21 час 30 минут 27 ноября 2004 года. Следователь указывает, что им обнаружены: «На груди слева в подключичной области, в области соска справа по средне ключичной линии на уровне второго ребра, на передней поверхности бедра в средней трети четыре раны с ровными краями острыми углами различных направлений». И в конце: «Других особенностей при осмотре трупа не обнаружено».

В протоколе осмотра места происшествия (л.д.8) начатого в 21 час 45 минут 27 ноября 2004 года указано: «Труп лежит на ковре, расположенном на полу». Никаких телесных повреждений и тем более ран на трупе при проведении осмотра обнаружено не было.

Таким образом из двух протоколов осмотра места происшествия, путем суммирования увиденного двумя следователями, можно сделать вывод, что в момент осмотра на трупе в левой части груди обнаружены четыре раны.

Из фототаблицы к заключению эксперта № 4944 видно, что у трупа имели место две раны грудной клетки слева и одна рана грудной клетки справа. Причем нумерации данных ран фототаблица не содержит.

Таким образом в настоящем уголовном деле обвинением представлено как минимум пять процессуальных документов содержащих противоречивые, взаимоисключающие описание повреждений якобы имевшихся на трупе.

Складывается впечатление, что на месте происшествия был обнаружен один труп, на судебно медицинское исследование представлен был другой, а заключение делалось по третьему.

Указанные выше факты свидетельствуют не просто о сомнениях в достоверности сделанного экспертного заключения трупа, но и в очередной раз дополняют ранее озвученные основания, вновь подтверждая недопустимость данных доказательств.

Нормы ч.3 ст.49 Конституции РФ и многократные разьясния данной нормы Конституционным судом РФ гарантировали толкование в пользу обвиняемого, неустранимых сомнений в их виновности.

Уважаемый суд. Данные противоречия, а точнее прямые факты несоответствия выводов эксперта фактическим обстоятельствам дела, указываю не только на незаконность и необоснованность сделанного заключения, но и неопровержимо свидетельствуют о недопустимости данного доказательства.

Защита представила суду все факты иллюстирующие прямые нарушения следователем прав обвиняемой и норм уголовно-процессуального кодекса, так же и при ознакомлении с постановлением о назначении данной судебной медицинской экспертизы и с ее результатами, лишь 21 января 2005 года, за 3 дня до окончания следственных действий, так и при ее проведении. Только таким незаконным способом было возможно скрыть данные нарушения закона и противоречия в выводах эксперта.

Считаем, что доказательствами виновности подсудимой могут быть только неопровержимые доказательства, проверенные и оцененные в совокупности с другими допустимыми доказательствами собранными в уголовном деле.

Судебно медицинское заключение исследования трупа не является допустимым доказательством и прямо противоречит иным собранным в материалах уголовного дела доказательствам. Это очевидно.

Я предполагаю, что мне могут возразить о наличии в заключении описок, не точностей, технических ошибок и иных небрежностей. Но, ваша честь, заключение судебно-медицинского эксперта по преступлениям против личности является основным процессуальным документом, на который опираются все доказательства уголовного дела. Оно не может быть сомнительным. Заключение СМЭ в данном случае можно сравнить с приговором суда. Но если в процессе проверки приговора суда выясняются нарушения, неточности и ошибки, такой приговор отменяют. Иного не дано!

Поэтому, просим суд признать недействительными и исключить из числа доказательств виновности Шайхутдиновой заключение эксперта № 4944 (л.д.17-27), протокол осмотра места происшествия (л.д.6-13), заключение эксперта № 790/М-К (л.д. 186)

5. Государственное обвинение представляет суду в качестве доказательства виновности Шайтдиновой в совершении преступления протокол выемки от 28 ноября 2004 года (л.д.142).

Государственное обвинение утверждает, что в ходе выемки у подозреваемой Шайхутдиновой были изьяты брюки, кофточка и полусапожки.

Согласно протокола, выемка производилась следователем Мусиным в присутствии двух понятых – мужчин.

Таким образом в результате выемки подозреваемая осталась практически голая перед толпой мужчин.

Что о данном факте говорит закон?

Ч.2 ст.183 УПК РФ установила, что выемка производится в соответствии со ст.182 УПК РФ.

Но данная норма, предусматривает производства обыска и выемки в помещениях, строениях, иных территориях, но не у живых лиц. Именно по этому производство личного обыска выделено законодателем в отдельную норму – ст.184 УПК РФ. Данная норма, по аналогии права, регулирует и правоотношения возникающей при проведении выемки у живого лица, тем боле личных нательных вещей.

Основная гарантия лица у которого производится личный обыск или выемка, закреплена в ч.3 ст.184 УПК РФ и устанавливает правовую обязанность производства данного следственного действия с обвиняемым, лицом одного с ним пола и в присутствии лиц одного с ним пола.

Я обращаю внимание суда, что в данном случае нарушаются не только уголовно-процессуальный закон, конституционные права, но и элементарное человеческое достоинство. Причем, учитывая властно-распорядительные функции следователя и реальное бесправие при наличии формальных прав подозреваемой, позволяют моей подзащитной надеяться только на обьективную и справедливую оценку суда.

Но на этом парадокс предварительного следствия не закончился.

В соответствии с протоколом выемки от 28 ноября 2004 года он производился в 11 часов 50 минут.

В материалах дела имеется протокол задержания подозреваемой Шайхутдиновой, составленный также 28 ноября 2004 года. Только он составлен в 11 часов 30 минут, т.е за 20 минут до протокола выемки.

В протоколе задержания говориться, что Шайхутдинова задержана по ст.91 УПК РФ в ИВС Калининского РУВД. При данном задержании произведен личный обыск Шайхутдиновой, в соответствии со ст. 93, 170, 184 УПК РФ. Как видим формальности, в очередной раз следователем соблюдены.

В ходе личного обыска у Шайхутдиновой изьяты брюки, кофточка, полусапожки.

Государственное обвинение нам ярко продемонстрировало, что в течении 30 минут 28 ноября 2004 года у одной подозреваемой дважды изымаются одни и те же вещи.

Следователя нисколько не смутило, что и в данном случае он как мужчина, в присутствии двух, приглашенных им понятых, тоже мужчин, снимает с женщины одежду. Главное формально соблюсти законность. Естественно, после перенесенных унижений у подозреваемой заявлений нет, а от удивленных понятых заявлений не поступало, именно так указано в протоколе.

Кроме того в уголовном деле содержаться два казалось бы одинаковых документа – протокола задержания №453 от 28 ноября 2004 года (л.д.30). Как мы видим он выполнен под копирку, что не позволяет нам сомневаться в идентичном отражении в нем оригинала данного протокола. Однако, затребованный судом из личного дела Шайхутдиновой в ИЗ 3/1 копия оригинала данного протокола, почему то отличается от имеющейся в деле копии.

Так в материалах дела в графе - при производстве обыска у подозреваемой Шайхутдиновой Е.М. обнаружено и изьято: 1. брюки голубые, 2.кофточка белая, 3. черные получапожки, а в выданной из изолятора копии оригинала данного документа об этом изьятии ничего не сказано. В копии протокола задержания выданного Шайхутдиновой также указаны изьятые вещи.

Доказательством действительного изьятия указанных вещей при задержании в ИВС является участие понятых, которых приглашают только при проведении личного обыска.

На основании указанных фактов просим суд признать протокол выемки от 28 ноября 2004 года недействительным доказательством.

5.1. В ходе судебного следствия государственным обвинением не дано обьяснений некоторым странным событиям, установленным в ходе судебного следствия.

Так, В заключении эксперта № 725 от 14 декабря 2004 года (л.д.14) эксперт описывает исследуемый нож, которым были причинены ранения. Им установлено, что размер лезвия, длиной 15,1 см, шириной 2,2 см, толщиной 0,1 см.

В следующем заключении № 790/М-К от 23 декабря 2004 (л.д.126) эксперт устанавливает соответствием изьятого на месте преступления ножа, ранам причиненным потерпевшему. Из 4-х имевшихся у потерпевшего ран, на исследование была представлен только фрагмент кожи с раной №2. После проведения исследования эксперт сделал вывод о том, что колото-резанная рана №2 на представленном на экспертизу препарате кожи от трупа, могла быть причинена клинком представленного на экспертизу ножа. Эксперт не смог ответить на вопрос о возможности причинения других повреждений на трупе представленным на экспертизу ножом. При этом в заключении эксперт утверждает, что «различия в размерах на 1-2 мм, в степени выраженности отдельных признаков, возможны. Указанные различия не отображают разницу в свойствах следообразующих обьектов, а зависят от механизма и условий следообразования. Поэтому эти различия следует признать несущественными». С этим мнением, вероятно стоит согласиться. НО как было мной указано выше, различие в данном случае составляет почти 2 см, а не 1-2 мм. Поэтому данное различие в размере раны, вызывает серьезные сомнения, что она могла быть причинена ножем представленным на экспертизу.

Так же не установлено кто и почему выбегал из квартиры или дома после совершения преступления.

6. Уважаемый суд!

В настоящем судебном процессе показания подсудимой нашли свое подтверждение как в показаниях свидетелей, допрошенных в суде, так и в заключении судебно-медицинской экспертизы № 10987 от 20 ноября 2005 года, справках и рапортах из следственного изолятора, дополнительных заключений экспертов производивших исследования в ходе судебных заседаний 27 апреля 2005 года и 2 августа 2005 года, определения Судебной коллегии Верховного суда Республики Башкортостан.

Очевидно, что умысла, желания, мысли на причинение смерти мужу у подсудимой не было!

В суде было установлено и достоверно доказано, что смерть потерпевшего наступила в результате причинения ему ножевых ранений, которые подсудимая причинила после того как он начал ее душить, и она не могла остановить его всеми доступными ей способами. В тот момент, в момент сдавливания горла, в момент недостатка кислорода, в момент потери сознания ей в руки попал нож, находившейся на столе в кухне. Для предотвращения собственной смерти, пресечения преступного посягательства совершенного на нее потерпевшим, она стала защищаться тем, что попало в тот момент ей под руку. Иного способа защиты в те трагические доли секунды у нее не было.

Поэтому в настоящем деле имеются все поводы и основания для применения норм ст. 37 УК РФ в отношении действий подсудимой.

Ее действия по причинению вреда посягающему лицу были совершены в состоянии необходимой обороны и являются правомерными.

В данном случае отсутствует превышение пределов необходимой обороны. Угроза наступления смерти подсудимой была реальной, явной и непосредственной. В результате необходимой обороны, наступили адекватные последствия.

Учитывая изложенные обстоятельства, я затрудняюсь выразить свое мнение по квалификации действий моей подзащитной.

Говорить о наличии в ее действиях состава преступления, предусмотренного ст.105 УК РФ не возможно, т.к. достоверно установлено, что у Шайхутдиновой не было ни умысла, ни мотива на совершение умышленного причинении смерти потерпевшему.

Считаю, что правовых оснований для признания ее виновной по ст.108 УК РФ так же недостаточно, т.к. действия потерпевшего носили явный характер, направленный на реальную возможность причинения смерти подсудимой.

Я считаю, что суд даст оценку всем собранным доказательствам, учтет высказанное мнение защиты, при вынесении приговора и определить степень виновности моей подзащитной в данном преступлении.

7. Говоря о гражданском иске, заявленном представителем потерпевшего, я выражу свое мнение, как защитника подсудимой.

Я считаю, что безусловно вред был причинен. Я убежден, что человеческая жизнь не может быть оценена деньгами. Я не считаю, что заявленная в иске сумма может покрыть или уменьшить перенесенные горе и страдания.

Но, при разрешении данного вопроса судом, я прошу учесть глубину отношений и взаимного доверия, финансового и материального единения, степени взаимовыручки и взаимопомощи существовавшие между потерпевшим и его матерью – гражданским истцом, а также между потерпевшим и подсудимой – гражданским ответчиком. Для определения размера вреда, подлежащего возмещению, необходимо установить размер причиненных страданий. Я убежден, что произошедшая трагедия гражданскому истцу причинила страданий не больше, чем гражданскому ответчику.