Значение догматов веры не уменьшается из века в век»

– Отец Вадим, расскажите, пожалуйста, об истории возникновения догматического богословия.

– Как особое направление богословской мысли догматическое богословие начало формироваться в Церкви в III веке по Рождестве Христовом. К этому времени стало очевидным, что для воцерковления новоначальных христиан и для отстаивания богооткровенных истин без системного изложения христианского вероучения не обойтись. Поэтому в III веке предпринимаются попытки упорядоченного изложения православных истин веры – догматов. Первым таким сочинением стал трактат Оригена «О началах». По содержанию эта книга была далеко не безупречной, но по своей структуре, по характеру изложения она во многом соответствовала поставленной цели. В ней сначала говорится о Боге-Троице, затем о невидимом мире ангелов, о творении видимого мира и человека, о воплощении Христа, о спасении и будущей жизни преображенного мира. Такая логика в общих чертах соответствует и ныне употребляемому порядку раскрытия христианского вероучения. В IV веке святитель Кирилл Иерусалимский пишет свои знаменитые «Катехизические поучения», где раскрывает истины Символа веры, а также учение о главных церковных таинствах. В это же время святитель Григорий Нисский создает «Большое огласительное слово» – важный опыт системного догматического изложения. В V веке блаженный Феодорит Кирский пишет «Сокращение (сокращенное изложение) Божественных догматов». На Западе, приблизительно тогда же, блаженный Августин составляет «Руководство для Лаврентия», напоминающее катехизис, и еще несколько произведений, где уделяет особое внимание последовательному изложению вероучения. Но, несомненно, лучшим произведением I тысячелетия, где глубоко и точно раскрыто христианское вероучение, заслуженно считается трактат преподобного Иоанна Дамаскина «Источник знания», вернее, третья часть этой книги – «Точное изложение православной веры» (первые две части – «Философские главы» и «О ста ересях вкратце» – являются вводными). О достоинстве данной книги, написанной в первой половине VIII столетия, говорит тот факт, что после ее появления она была переведена на разные языки (в начале X века – и на церковнославянский) и стала важнейшим мерилом истины веры во многих странах христианского мира. Она и по сей день является авторитетным источником православного вероучения, без изучения которого нельзя говорить о знании основ христианского богословия. С момента появления «Точного изложения православной веры», на мой взгляд, начинается история существования догматического богословия в рамках Священного Предания Православной Церкви.

– Как соотносятся догматическое, основное и нравственное богословие?

– Православное богословие во всех его видах и наименованиях происходит из единого Божественного откровения, данного людям Самим Господом, поэтому все богословские дисциплины находятся в гармонии и единстве. Различие наименований обусловлено лишь подходами к изложению и обоснованию откровения. В догматическом богословии оно раскрывается на основе внутрицерковной системы авторитетности (свидетельства Священного Писания, постановления Вселенских Соборов, учение святых отцов и т.д.). В основном богословии те же самые истины излагаются через доводы разума и опыт жизни – без привлечения внутрицерковных аргументов. А в нравственном богословии истинность Божественного откровения показывается через личный духовный опыт людей, кроме того, предлагается путь опытного проживания истин христианства, а значит, и получение внутреннего свидетельства об их подлинности. В системе богословского образования существуют и другие виды богословия (пастырское, литургическое и др.), которые в определенном аспекте решают, по сути, ту же самую задачу – приобщить человека к истине. Поэтому между богословскими дисциплинами нет и не может быть никакого разрыва.

– В чем заключается смысл изучения именно догматического богословия? Каковы особенности его постижения?

– Через изучение догматического богословия достигаются две очень важные цели. Первая – человек получает подлинные и проверенные ориентиры на пути к Богу. Если угодно, можно это понимать и как обретение дорожной карты, где указан точный путь к истинному Богу – путь, по которому уже прошли многие христиане. Без этих ориентиров человек при всех своих благих намерениях может легко сбиться и, думая, что движется к Богу и ведет богоугодную жизнь, оказаться во тьме и обольщении диавола. А трагический смысл ошибок он обнаруживает только за порогом смерти, когда уже ничего своими усилиями изменить невозможно. Вторая цель догматического богословия – защита Богооткровенных истин от искажений. Дело в том, что слово Божие с трудом вмещается в наше обыденное сознание. А значит, перед человеком открываются два пути. Первый (богоугодный) – измениться самому так, чтобы соответствовать слову Божиему, и второй путь – приспособить Божественное откровение под свое мировоззрение и свои прихоти. Именно так возникают заблуждения и ереси, предлагающие очень короткий и чрезвычайно широкий путь в Царство Небесное. Временные приманки здесь бывают весьма сладкие, а вот горечь начинки может оказаться вечной. Поэтому значение догматического богословия не уменьшается из года в год, из века в век.

– С какого времени догматическое богословие преподается в духовных школах?

– Как особая дисциплина в православных духовных школах догматика появляется с XVII века, в западных католических она начала преподаваться на несколько столетий раньше. Возобновление научно-догматической деятельности в это время тесно связано с появлением двух православных образовательных центров – Киево-Могилянской академии в Печерской лавре и Славяно-греко-латинской академии в Москве. Поначалу способ преподавания в наших школах во многом копировался с западных учебных заведений. Это делалось по многим причинам. В частности, Русская Православная Церковь тогда еще только начала формировать систему богословского образования, а иные Поместные Православные Церкви находились под гнетом завоевателей и в большинстве своем вообще не имели ни научно-богословских школ, ни соответствующих учебных заведений. Поэтому заимствование для нас было неизбежным первоначальным шагом. Тем более что западная система обучения после апробации оказалась для своего времени достаточно эффективной. Однако формальные принципы преподавания не надо путать с содержательными аспектами. Православные иерархи и преподаватели стремились наполнить западные формы православным содержанием. Сначала приходилось использовать и католические учебники, но они давались ученикам или в отредактированном виде, или с надлежащими комментариями. Конечно, на этом пути не все удавалось. Были и перекосы, и сложности, и недостатки, неизбежные для периода первичного накопления опыта. Но в XVIII веке в России уже появляются первые относительно самостоятельные догматические курсы Феофана Прокоповича и Стефана Яворского. А в XIX столетии богословами Русской Православной Церкви создается целый ряд замечательных – оригинальных – догматических систем, которые актуальны и по сей день.

– Существуют ли какие-то отличия в преподавании догматического богословия в синодальную эпоху и сейчас?

– Да, существуют, и значительные. В синодальную эпоху семинаристу труднее было сохранить целостность осознания духовного опыта Церкви. Ибо в это время, как заметил один русский богослов, приходилось молиться по-славянски, учиться богословию на латыни, святых отцов читать на греческом, а думать по-русски. Такая разобщенность приводила к тому, что часто богословие многими учащимися воспринималось как формальное, а порой и как чуждое знание. В наши дни подобной раскоординированности в духовном образовании уже нет, но надо признать: все-таки некая ущербность осталась. Она заключается в том, что для изучения церковного наследия все-таки необходимо знать древние языки: древнегреческий, латынь и др. И вот здесь современные семинаристы и учащиеся духовных академий значительно уступают своим собратьям синодального периода.

– Какой объем учебного времени отводится на изучение догматического богословия? Достаточно ли этих учебных часов?

– Согласно плану Учебного комитета, догматическое богословие изучается в семинарии на втором, третьем, четвертом курсах. При этом на втором и третьем выделяется четыре академических часа в неделю, а на четвертом – два. Достаточно этого или нет? Всякий преподаватель желает, чтобы времени для изучения его дисциплины было больше, и я не исключение. Но я прекрасно понимаю, что и для других предметов необходимы учебные часы. Церковное учение целостно, поэтому семинаристам приходится и в рамках изучения других предметов – Нового Завета, церковной истории, патрологии, литургики и прочих – еще и еще раз вникать в вероучительные истины Церкви. Иными словами, возможный недостаток по времени для освоения догматического богословия восполняется многогранностью изучения вероучения в контексте других дисциплин.

– Пожалуйста, назовите и кратко охарактеризуйте учебные пособия, которые вы рекомендуете для студентов, изучающих догматическое богословие.

– На мой взгляд, самое лучшее пособие по догматике – «Точное изложение православной веры» преподобного Иоанна Дамаскина (о нем я уже говорил). Конечно, в нем не все темы рассмотрены полно, но то, что изложено святым Иоанном, имеет исключительный вес и значение для понимания православного вероучения. По сей день это высокий образец ясности мысли, четкости суждений и обоснованности церковным Преданием. Кроме того, иные разделы «Источника знания» – философские главы и рассуждение о ересях – являются существенным дополнением, позволяющим целостно воспринять православное богословие в плане методологии и возможных искажений.

Классическим вероучительным пособием заслуженно считается катехизис святителя Филарета (Дроздова). Он прошел общецерковную рецепцию не только в Русской Православной Церкви, но был переведен и на другие языки православных народов и до сих пор является важным учебным пособием. Его прекрасно знают в Грузинской, Сербской, Болгарской, Элладской и других Церквях. Авторитет этого сочинения велик. И пока не удалось создать другой православный катехизис, который превзошел бы его.

Среди крупных монографий замечательным и до сих пор непревзойденным трудом по догматическому богословию является сочинение митрополита Макария (Булгакова) «Православно-догматическое богословие» в двух томах. На сегодняшний день это лучшая и, наверно, самая полная догматическая энциклопедия на русском языке. Близким по значению является труд епископа Сильвестра (Малеванского) «Опыт православного догматического богословия» в пяти томах. Отличительная особенность данной работы заключается в раскрытии православных догматов в историческом контексте. По объему аргументов труд не уступает указанному сочинению митрополита Макария. Вместе с тем надо признать: работы митрополита Макария и епископа Сильвестра сложно использовать как учебники. Они слишком объемны – по крайней мере, для учащихся семинарии. Мы используем их больше как первоначальные справочники для более углубленного изучения того или иного раздела. Из дореволюционных изданий также необходимо отметить и сочинение протоиерея Николая Малиновского «Очерк православного догматического богословия». Это действительно полноценный, хороший учебник для семинарий того времени. После 1917 года в Русской Православной Церкви новые учебники по догматическому богословию, которые бы имели общецерковное признание, не создавались. Однако в XX веке появлялись курсы лекций по догматике, некоторые из них очень интересные. Например, лекции Владимира Лосского, помещенные в книге «Мистическое богословие Восточной Церкви. Догматическое богословие». Однако любой курс лекций – это не учебник. Здесь ярко представлена позиция автора, материал, как правило, изложен достаточно живо, легко воспринимается, но раскрытие тем и аргументация часто, с одной стороны, недостаточны, с другой – сложны. Здесь вы не найдете четких определений, строгой последовательности, полноты в обосновании. Некоторые важные темы могут вообще отсутствовать. Предполагается, что слушатели и читатели сами должны тем или иным образом восполнять отсутствующие части. Поэтому курсы лекций, которые появились у нас в ХХ веке, требуют, конечно, значительной переработки, чтобы стать учебниками. Так что хорошего современного учебного пособия у нас нет, хотя его актуальность весьма и весьма велика.

Разумеется, в XX столетии догматические учебники создавались и в других Поместных Православных Церквях. В Сербии интересный труд по догматическому богословию написал архимандрит Иустин (Попович) – «Догматика Православной Церкви». В плане аргументации он во многом основывался на работе митрополита Макария (Булгакова), но по характеру изложения он более свободен и в последних разделах переходит к стилю богословских эссе. В Греции за прошлый век сумели создать целый ряд крупных догматических систем, которые, к сожалению, пока мало знакомы русским читателям. Упомяну следующих авторов: Зикос Росис, Христос Андруцос, Иоанн Кармирис, Панайотис Трембелас, Никос Мацукас. Двухтомная «Догматика» Никоса Мацукаса, изданная в 1985 году, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы быть переведенной на русский язык.

– Каких догматистов разных эпох вы можете выделить особо?

– Это сложный вопрос. Все святые отцы свидетельствовали об истинах веры и словом, и делом, поэтому мы их воспринимаем как величайших учителей веры, а значит, и догматистов в высшем смысле слова. Однако среди них есть те, кто особо потрудился в изъяснении таинственных глубин учения Христова. Если брать IV век, это святитель Афанасий Александрийский и отцы-каппадокийцы (Григорий Богослов, Василий Великий, Григорий Нисский), в V веке – святые Кирилл Александрийский и Лев Великий. В последующие века отмечу преподобного Максима Исповедника, святителя Софрония Иерусалимского, преподобного Иоанна Дамаскина, святителя Григория Паламу. А далее уже нужно говорить о русских отцах – прежде всего, о святителе Филарете (Дроздове), митрополите Макарии (Булгакове) и епископе Сильвестре (Малеванском). XX век отмечен именами выдающихся богословов Владимира Лосского и протоиерея Георгия Флоровского. Надеюсь, российская догматика будет развиваться и в дальнейшем. Следует указать, что в XX столетии появились фундаментальные работы и в других Поместных Церквях. Назову здесь только некоторые имена: святитель Николай (Велимирович), митрополит Амфилохий (Радович), епископ Афанасий (Евтич), архимандрит Иустин (Попович), митрополит Каллист (Уэр), митрополит Иоанн (Зизиулас), митрополит Иерофей (Влахос), протоиерей Иоанн Романидис, отец Димитру Станилое, Панайотис Неллас и многие другие.

– Как вы выстраиваете курс догматики для семинаристов? Какова основная цель проводимых вами занятий?

– Цель занятий одна и очень простая – донести до семинаристов мысль, что изучаемое ими утверждение православной веры есть откровение Божественной истины, поэтому оно бесценно. И если мы сейчас его не усвоим, то потеряем что-то очень важное в своей жизни. Однако достичь этого не просто. Поэтому я предпочитаю сначала ставить вопросы, чтобы слушатели почувствовали глубину и таинственность избранной темы, а затем уже переходить к православному учению и его обоснованию в Священном Предании. Обсуждение ересей и искажений оставляем напоследок. Существует и другой метод, когда слушателей загружают изложением ересей и их опровержением, а в конце уже дают основы православного учения. Это соответствует истории возникновения догматических формулировок, но опыт показывает, что такой подход неудачен. Поскольку в результате слушатели легко рассказывают о заблуждениях, затрудняются при их опровержении и совсем теряются, когда им предлагается сформулировать истины Православия. Они могут с блеском говорить о несторианстве и монофизитстве, но представляют куцее изложение православного учения о лице Господа нашего Иисуса Христа. Согласитесь, что это недопустимая ситуация!

– Не могли бы вы вкратце описать разделы догматического богословия? Как они распределяются на три учебных года?

– Здесь все определяется теми временными рамками, которые предоставлены нам для изучения догматического богословия. В первый год мы осваиваем введение в богословие, где даются ключевые понятия. Далее изучается раздел о Богопознании, после этого учение о Боге в Самом Себе, триадология (учение о Боге-Троице) и учение о творении мира. На следующий год мы излагаем учение о грехопадении, христологию (учение о Господе Иисусе Христе), сотериологию (учение о спасении) и экклезиологию (учение о Церкви). В течение третьего года изучается сакраментология (учение о таинствах Церкви) и эсхатология (учение о последних судьбах мира и человека).

– Какие темы наиболее трудны для студентов? В чем, по-вашему, заключается причины этих сложностей?

– Все темы в догматическом богословии могут стать камнем преткновения, ибо все они выводят человека за рамки обыденных представлений. Если у слушателя есть достаточная вера и смирение, то он легко преодолевает искушения своего разума и принимает Богооткровенные истины, если же нет, то начинается внутренняя борьба, иногда очень драматичная – и здесь без наставника не обойтись. В таких случаях возможны и сомнения, и противоречия, и споры. Главное, чтобы они были открыто высказаны, а для этого на занятиях должна быть такая атмосфера, чтобы человек чувствовал, что его за сомнительные рассуждения не отвергнут, а, наоборот, выслушают и помогут разобраться. И все же самые трудные разделы в догматическом богословии, по моему мнению, такие: триадология и христология, то есть учение о Боге-Троице и о Господе Иисусе Христе. Здесь содержатся истины, которые требуют наибольшего внутреннего подвига со стороны человека. Потому что мы привыкли опираться на наш разум и опыт. Если мысль выстроена последовательно и имеет какое-то обоснование в нашем опыте, мы легко ее воспринимаем. Но многие истины и откровения, даруемые людям от Бога, не вмещаются в обыденное человеческое сознание, и человек должен сделать выбор: или он сохраняет свои привычные представления – и тогда он отвергает догматы, или же он готов осознать свою ограниченность и последовать откровению веры, которое дано в Церкви. Никто из нас в окружающем мире не видит примеров, чтобы три ипостаси пребывали в единой и нераздельной природе. Никто из нас никогда не видел, чтобы две природы были соединены в одном лице неслитно, неизменно, нераздельно и неразлучно. Поэтому, когда учащемуся обо всем этом говорят, он, без преувеличения, должен совершить внутренний подвиг веры, чтобы воспринять эти знания. Все иные разделы православного вероучения являются следствием из двух вышеназванных. Поэтому недоработка в основных темах влечет за собой недостаточное понимание других вероучительных вопросов.

– Какое применение находят полученные студентами духовных школ знания по догматическому богословию в их будущей пастырской деятельности?

– Убежден: человек, который не знает вероучения в достаточной степени, не может нести священническое служение. Почему? Потому что священник – это человек, который должен приводить людей к Богу. Он является путеводителем – пастырем для своей паствы. Если он не знает, куда и к Кому идти, не видит основных опасностей на этом пути, ему нельзя доверять души других людей. Пастырь обязан освоить вероучение во всех принципиальных моментах и положениях. Иначе он рискует не только сам забрести в сторону и погибнуть, но и паству, которая идет за ним, увести с пути истины. Подобных печальных примеров много.

– Насколько духовная жизнь оказывает влияние на изучение догматического богословия?

– Догматическое богословие – это духовный плод, приобретенный отцами через веру, молитву и добродетельную жизнь. Соответственно, и укорениться оно может только в том сердце, которое предпринимает духовные усилия. Данная непреложная истина много раз проверена на практике. Принципы духовной жизни человека во многом предопределяют качество изучения им Богооткровенных истин. В Священном Писании об этом сказано просто: «Начало премудрости – страх Господень». Когда у человека есть внутреннее благоговение к величию тайн Божиих, когда сердце наполнено верой к тому, что даруется через откровение Божие, тогда и принятие истин происходит естественно, и они не только усваиваются, но становятся ценностным основанием личности и преображают ее. Если же человек не имеет внутреннего опыта жизни по вере, то догматические истины являются для него внешними, непонятными, трудно усваиваемыми, а словесные формулы, в которые они облечены, кажутся излишне усложненными. Потому, собственно говоря, в светской среде и возникли ассоциации с догматикой как с чем-то запутанным, имеющим мало общего с реальной жизнью. Дело в том, что перед гордым, самодовольным разумом глубина и смысл догматов не раскрываются. Они остаются вещью в себе. Возможно лишь их внешнее прочтение. Поэтому для таких людей догматика – символ сухости и оторванности от жизни. В православном же понимании догматы – это великие Божественные истины, которые могут раскрыться только перед сердцем верующим и наполненным благоговением.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о научно-богословских конференциях, которые посвящены догматическим вопросам. Почему сегодня возникает необходимость в их созыве?

– Богословские конференции в последние годы стали созываться все чаще – и это очень радует. Самые интересные из них, на мой взгляд, – это те, которые организуются Синодальной богословской комиссией. Уже прошел ряд таких конференций, посвященных учению о Церкви, о человеке, о таинствах, эсхатологии и другим темам. Они очень представительные и весьма содержательные. Кроме того, продуктивные богословские конференции ежегодно проводит Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Правда, догматические темы там звучат все реже и реже. Кроме того, конференции проводятся во многих епархиях, во многих духовных школах, и это приносит свои плоды.

– Какие исследования ведутся в области догматического богословия сегодня?

– Это сложный вопрос. Знаю, что есть труженики, которые самостоятельно что-то пишут, но, покуда плод не созрел, стараются понапрасну не трубить о своих результатах. Если говорить о коллективной богословской работе, самым крупным проектом в наши дни является создание нового катехизиса Русской Православной Церкви. На Архиерейском Соборе в 2008 году было принято соответствующее решение, и Синодальная библейско-богословская комиссия начала эту деятельность. Уже прошло несколько подготовительных заседаний, и будем надеяться, что данный проект будет соответствовать самым высоким требованиям. Необходимость в таком катехизисе действительно существует. Кроме того, коллективная богословская работа ведется в центре «Православная энциклопедия». Очевидно, что в процессе создания замечательного многотомного труда приходится заниматься и разработкой догматических тем. Наверняка есть и другие коллективы, которые трудятся в данной сфере, но мне о них мало что известно.

– Семинаристы пишут по вашему предмету довольно большое количество научных работ. Какие темы они выбирают? Как вы оцениваете актуальность студенческих исследований?

– Все зависит от того, на каком курсе студент берется за тему по догматике. Если на третьем, то здесь я стараюсь предложить тему, интересную для семинариста, но достаточно общую, чтобы он смог освоить метод догматических рассуждений. То есть разобраться, как формулируется тема, определения, как обосновываются основные святоотеческие мысли, как опровергаются известные ереси и заблуждения. Если по ходу работы семинарист удачно решает эти задачи и действительно осваивает основные принципы догматической работы, то на последующих курсах ему можно уже предоставить тему, которая бы его глубоко волновала и давала пространство для личных рассуждений. Если же и здесь он проявит достаточное усердие и произведет качественное исследование, то тогда можно приступать и к написанию дипломной работы, которая будет иметь выход, и весьма актуальный, то есть отвечать на насущные вопросы, а таких вопросов в догматической сфере очень много и они чрезвычайно объемные. Если говорить о них в общем, нужно назвать сотериологию, экклезиологию, сакраментологию и антропологию.

– Отец Вадим, что бы вы пожелали студентам, заканчивающим курс догматического богословия?

– Желаю, чтобы все мы имели глубокую веру в Господа нашего Иисуса Христа, в истинность Его слов и Его подвига. Желаю, чтобы все мы осознали в должной мере, что догматическое учение Церкви – это великое сокровище, которое, по милости Божией, оказалось доступным для нас. Поэтому у нас есть огромные возможности для достижения радостной жизни с Богом. Но, с другой стороны, бесценный дар накладывает на нас и великую ответственность. Если мы не сохраним это сокровище, если мы не воспользуемся им должным образом или, не дай Бог, повредим, то спрос с нас будет очень и очень строгий.

8 февраля 2010 г.

Какой памятник русской литературы связан с именем митрополита макария

Голосование за лучший ответ

Константин Краснощекий Гуру (4740) 5 лет назад

С именем митрополита Макария († 1563; пам. 30 дек. ) связана целая эпоха на Руси в середине XVI в. Это был духовный собиратель Русской земли, великий почитатель русских святых, молитвенник и подвижник, ревностный деятель на ниве Христовой, иконописец, собеседник святых современников, книжник, талантливый организатор, патриот, дипломат. Его труды нашли отражение в летописях, агиографических и гимнографических произведениях, памятниках древнерусской книжности, иконографии1, сфрагистики и т. д.

История Киевской духовной Академии. СПб, 1843.
История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб. 1855.
История христианства в России до равноапостольного князя Владимира. СПб, 1868.
Макарий (Булгаков). митрополит Московский и Коломенский. История Русской церкви 12 томов. СПб, 1883. (переиздание — 1994—1996).
Православно-догматическое богословие в 2-х томах. СПб, 1895.
Руководство к изучению христианского православно-догматического богословия. М. 1913.
Введение в православное богословие. СПб, 1913.
Слова и речи, произнесенные в 1869—1878 гг. СПб, 1890.
Слова и речи, произнесенные в Московской епархии в 1879—1882 гг. СПб, 1890.
Слова и речи, произнесенные в 1841—1868 гг. СПб, 1891.

konkord Luk Оракул (60593) 5 лет назад

Составил знаменитые «Великие четьи-минеи»

Православно-догматическое Богословие

Митрополита Московского и Коломенского.

Том 1.
Издание исправленное и дополненное, 2005 год.

©Свято-Троицкая Православная Миссия.

Под общей редакцией Его преосвященства Александра,

епископа Буэнос-Айресского и Южно-Американского.

(По изданию четвертому, Санкт-Петербург, 1883 год.)

Быв утверждены на основании Апостолов и пророков,

имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем.

Чтобы, если замедлю, ты знал,

как должно поступать в доме Божием,

который есть Церковь Бога живаго,

столп и утверждение истины.

Возлюбленные! не всякому духу верьте,

но испытывайте духов, от Бога ли они.

§1. Долг православно-догматического Богословия.

§2. Понятие о христианских догматах, как предмете пра­вославно-догматического Богословия.

§3. Происхождение и раскрытие догматов в Церкви: источ­ники и образцы православно-догматического Богословия.

§4. Разные деления догматов и значение этих делений в православно-догматическом Богословии.

§5. Характер, план и метод православно-догматического Богословия.

§6. Первый период православно-догматического Богословия.

§7. Второй период православно-догматического Богословия.

§8. Третий период православно-догматического Богословия.

Часть 1. О Боге в самом себе и общем отношении его к миру и человеку.

1. О Боге в самом себе.

§9. Степень нашего познания о Боге, по учению православной Церкви.

§10. Сущность и разделение православного учения о Боге в самом Себе.

Глава 1. О Боге, едином в существе.

§11. Состав и порядок исследования.

1. О единстве Божием.

§12. Учение церкви и краткая история догмата.

§13. Доказательства единства Божия из Священного Писания.

§14. Доказательства единства Божия логические, какие употребляли святые Отцы и учители Церкви.

§15. Нравственное приложение догмата.

2. О существе Божием.

§16. Краткая история догмата, учение о нем Церкви и состав этого учения.

§17. Понятие о существе Божием: Бог есть Дух.

§18. Понятие о существенных свойствах Божиих, их число и разделение.

§19. Свойства существа Божия вообще.

2. Самобытность (????????, aseitas).

4. Неизмеримость и вездесущие.

§20. Свойства ума Божия.

2. Высочайшая премудрость.

§21. Свойства воли Божией.

1. Высочайшая свобода.

2. Совершеннейшая святость.

3. Бесконечная доброта.

4. Совершеннейшая истинность и верность.

5. Бесконечное правосудие.

§22. Отношение существенных свойств Бога к Его существу и между собою.

§ 23. Нравственное приложение догмата.

Глава 2. О Боге, троичном в лицах.

§ 24. Особенная важность и непостижимость догмата о Пресвятой Троице, учение о нем Церкви и состав этого учения.

1. О троичности лиц в Боге, при единстве существа.

§ 25. Краткая история догмата и смысл церковного о нем учения.

§ 26. Доказательства из Священного Писания Ветхого Завета троичности Лиц в Боге, при единстве существа.

§27. Доказательства из Священного Писания Нового Завета троичности Лиц в Боге, при единстве существа.

§ 28. Подтверждение той же истины из Священного Предания.

§ 29. Отношение догмата о троичности Лиц во едином Боге к здравому разуму.

§ 30. Нравственное приложение догмата.

2. О равенстве и единосущии Божеских лиц.

§ 31. Связь с предыдущим, краткая история догмата и смысл церковного о нем учения.

§ 32. Божество Отца.

§33. Доказательства из Священного Писания Божества Сына и Его единосущия с Отцом.

§ 34. Доказательства из Священного Предания Божества Сына и Его единосущия с Отцом.

§ 35. Доказательства из Священного Писания Божества Святого Духа и Его единосущия со Отцом и Сыном.

§ 35. Доказательства из Священного Предания Божества Святого Духа и Его единосущия со Отцом и Сыном.

§ 37. Нравственное приложение догмата.

3. О различии Божеских лиц по их личным свойствам.

§ 38. Связь с предыдущим, краткая история догмата и учение о нем Церкви.

§ 39. Личное свойство Бога Отца.

§ 40. Личное свойство Бога Сына.

§ 41. Личное свойство Бога Духа Святого.

§ 42. Рассмотрение вопроса об исхождении Святого Духа на основании Священного Писания.

§ 43. Как учат об исхождении Святого Духа древние символы.

§ 44. Как учили об исхождении Святого Духа древние Соборы.

§45. Рассмотрение вопроса об исхождении Святого Духа на основании свидетельств святых Отцов и учителей Церкви.

§46. Как смотреть на свидетельства, приводимые из писаний святых Отцов и учителей Церкви в защиту учения, что Дух Святой исходит и от Сына?

§47. Следствие из всех рассмотренных отеческих сви­детельств.

§48. Взгляд на соображения богословствующего разума об исхождении Святого Духа.

§ 49. Общее заключение.

§ 50. Нравственное приложение догмата.

2. О Боге в общем отношении его к миру и человеку.

§ 51. Понятие об этом отношении и учение о нем Церкви.

Глава 1. О Боге, как Творце.

§ 52. Учение Церкви и состав этого учения.

1. О творении Божием вообще.

§ 53. Понятие о творении Божием и краткая история догмата.

§ 54. Бог сотворил мир.

§ 55. Бог сотворил мир из ничего.

§ 56. Бог сотворил мир не от вечности, а во времени, или вместе со временем.

§ 57. Участие всех Лиц Пресвятой Троицы в деле творения.

§ 58. Способ творения.

§ 59. Побуждение к творению и его цель.

§ 60. Совершенство творения и откуда зло в мире.

§ 61. Нравственное приложение догмата.

О главных видах творений Божиих.

1. О мире духовном.

§ 62. Учение Церкви и краткий обзор ложных мнений о догмате.

1.1. О духах добрых или ангелах.

§ 63. Понятие об ангелах и достоверность их бытия.

§ 64. Происхождение ангелов от Бога и время их происхождения.

§ 65. Природа ангелов.

§66. Число ангелов и степени: небесная иерархия.

1.2. О духах злых.

§ 67. Разные названия злых духов и достоверность их бытия.

§ 68. Злые духи сотворены Богом добрыми, но сами сделались злыми.

§ 69. Природа злых духов, их число и степени.

§ 70. Нравственное приложение изложенного догмата.

2. О мире вещественном.

§71. Учение Церкви и краткий обзор ложных мнений о догмате.

§72. Моисеево сказание о происхождении мира вещественного есть история.

§73. Смысл Моисеева сказания о шестидневном творении.

§74. Решение возражений, делаемых против Моисеева сказания.

§75. Нравственное приложение догмата.

3. О мире малом — человеке.

§76. Связь с предыдущим. Учение Церкви и состав этого учения.

3.1. Происхождение и природа человека.

§77. Сущность и смысл Моисеева сказания о происхождении первых людей, Адама и Евы.

§78. Происхождение от Адамы и Евы всего рода человеческого.

§79. Происхождение каждого человека и в частности происхождение душ.

§80. Состав человека.

§81. Свойства человеческой души.

§82. Образ и подобие Божие в человеке.

3.2. О назначении и первобытном состоянии человека.

§83. Назначение человека.

§84. Способность первозданного человека к своему назначению, или совершенство.

§85. Особенное содействие Божие первозданному человеку в достижении его предназначения.

§86. Заповедь, данная Богом первому человеку, ее необходимость и значение.

§87. Блаженство первозданного человека.

3.3. О самовольном падении и следствиях падения человека.

§88. Образ падения наших прародителей.

§89. Тяжесть греха наших прародителей.

§90. Следствия падения наших прародителей.

§91. Переход греха прародителей на род человеческий: предварительные замечания.

§92. Действительность первородного греха, его всеобщность и способ распространения.

§93. Следствия прародительского греха в нас.

§94. Нравственное приложение догмата.

Глава 2. О Боге, как промыслителе.

§ 95. Учение Церкви и состав настоящей главы.

1. О промысле Божием вообще.

§ 96. Понятие о Промысле Божием, его действия и виды, и обзор ложных мнений о догмате.

§ 97. Действительность Промысла Божия.

§ 98. Действительность каждого из действий Промысла Божия.

§ 99. Действительность обоих видов Промысла Божия.

§ 100. Участие всех Лиц Пресвятой Троицы в деле Про­мысла.

§101. Отношение Промысла Божия к свободе нравственных существ и злу, существующему в мире.

§102. Нравственное приложение догмата.

2. О Промысле Божием по отношению к главным видам творений божиих.

2.1. К миру духовному.

§ 103. Связь с предыдущим и точки зрения на предмет.

§ 104. Бог содействует ангелам добрым.

§ 105. Бог управляет ангелами добрыми в служение их Богу.

§ 106. Бог управляет ангелами добрыми в служении людям вообще.

§107. Ангелы-хранители человеческих обществ.

§ 108. Ангелы-хранители частных лиц.

§ 109. Бог только попускает деятельность ангелов злых.

§ 110. Бог ограничил и ограничивает деятельность злых духов, направляя ее, притом, к добрым последствиям.

§ 111. Нравственное приложение догмата.

2.2. К миру вещественному.

§ 112. Связь с предыдущими темами.

§ 113. Бог содействует существам мира видимого.

§ 114. Бог управляет миром видимым.

§ 116. Нравственное приложение догмата.

2.3. К миру малому, человеку.

§ 117. Связь с предыдущим: особенное попечение Божие о человеке.

§ 118. Бог промышляет о частных лицах.

§119. Бог промышляет преимущественно о праведниках: решение недоумения.

§ 120. Способы промышления Божия о человеке и переход к следующей части.

§ 121. Нравственное приложение догмата.

???????? ????? ???? ?? ??? ???????? ??????.

(Величайшее приобретение — изучение догматов).

СвятойКириллИерусалимский. Огласительное поучение, 4:2.

Православно-догматическое Богословие, понимаемое в смысле науки, должно изложить христианские догматы в систематическом порядке, с возможной полнотой, ясностью и основательностью, и притом не иначе, как по духу православной Церкви. 1

Под именем христианских догматов разумеются откровенные истины, преподаваемые людям Церковью, как непререкаемые и неизменные правила спасительной веры. То есть, в каждом христианском догмате предполагаются три необходимые черты: догмат —

1) есть истина откровенная и, значит, содержащаяся в Священном Писании, или Священном Предании, или в обоих вместе: потому что других источников для христианской Религии нет, и учение, не заключающееся в этих источниках, никогда не может быть христианским догматом. В этом-то смысле истины — принесенные на землю Христом Спасителем, в самом Слове Божием на­зываются догматами, 2 и у древних знаменитых пастырей Церк­ви встречаются выражения: догматы Божественные. 3 догматы Христовы. 4 догматы Господни. 5 догматы евангельские, догматы апостольские ; 6 даже все христианское учение на­зывается вообще догматом. 7 Евангелисты и Апостолы име­нуются учителями догмата. 8 а православные христиане — блю­стителями догмата. 9 Этой первой чертой христианский догмат отличается: а) от всех догматов и вообще истин нехристианских, как-то: от догматов и истин всякой другой религии, 10 от догматов в смысле философическом, 11 политическом 12 и под.; б) от истин и христианских, но не заключающихся в Божественном Откровении, каковы: большая часть истин исторических, например, касательно жизни и творений того или другого Отца Церкви, истин обрядовых и канонических, т.е. определяющих церковное богослужение и благочиние. Все эти истины уже потому одному, что они не содер­жатся в Божественном Откровении, как бы важны ни были, не могут назваться христианскими догматами.

2) — есть истина, преподаваемая Церковью . Ибо хотя все христианские догматы до одного заключаются в Божественном Откровении, но мы, как частные верующие, заимствуя их каждый непосредственно из Откровения, легко можем не понять того или другого догмата, или понять превратно, или, если и поймем правильно, не можем быть решительно убеждены, что наше разумение догматов совершенно истинно, 13 — тогда как Цер­ковь на то, между прочим, и учреждена Господом, чтобы быть ей хранительницей и истолковательницей Его Откровения для всех людей, быть столпом и утверждением истины (1 Тим. 3:14), и с этой целью соблюдается Духом Святым так, что не может погрешать, ни обманывать, ни обманываться. 14 Следовательно, для того, дабы нам вполне убедиться, что известные откровенные истины надобно признавать за догматы, и что их надобно понимать так, а не иначе, нам необходимо услышать эти исти­ны и точное определение их из уст Христовой Церкви, — разумеется. Церкви истинной, православной. В сем-то смысле еще Собор апостольский, Иерусалимский, представлявший собой всю Церковь учащую, употребил слово — ????? (Ибо угодно Святому Духу и нам. Деян. 15:28), начиная свои краткие определения, обнародованные потом всем верующим для руковод­ства, а святой Евангелист Лука назвал эти определения догматами или определения (???????), постановленные Апостолами и пресвитерами в Иерусалиме (16:4). В таком же знаменовании и все, следовавшие затем, Соборы Вселенские, также представлявшие собой всю Церковь учащую, начинали свои определения, по примеру Собора апостольского, словом — ????? (изволися) и называли эти определения догматами, например: догмат ста семидесяти святых Отец шестого вселенского Собора о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе. 15 Посему, наконец, в писаниях древних пастырей христианские догматы нередко называются прямо догматами Церкви, словами Церк­ви. 16 а христиане, неизменно содержащие догматы, называются принадлежащими Церкви. 17 Этой новой чертой христианские догматы отличаются: а) от частных мнений, какие могут составлять сами верующие непосредственно на основании Божественного Откровения, касательно истин веры, и которые, хотя бы были совершенно справедливы, навсегда останутся только мнениями, если не будут определены и преподаваемы для всех Церковью. 18 А с другой стороны — б) как догматы право­славные, здравые, благочестивые. 19 отличаются от догматов не православных или, по выражению святых Отцов, от догматов нечестия, догматов развращенных и еретических. которых держатся частные церкви или общества, отделившияся от истин­ной Церкви Христовой. 20

3) — есть истина, преподаваемая Церковью, как непререкаемое и неизменное правило спасительнойверы. — последняя суще­ственная черта христианского догмата, отличающая его от всех других истин самого Откровения христианского, содержимых и преподаваемых Церковью. Истины христианского Откровения, заключающегося преимущественно в книгах Священного Писания, разделяются на два рода: на истины веры, которые должно усвоять умом верующим, и на истины деятельности, которые должно усвоять волей и осуществлять в жизни. Истины веры подразделяются еще на два класса: одни относятся к са­мому существу христианской Религии, как восстановленного союза между Богом и человеком, и содержат учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, определяя, во что именно и как должен веровать человек, чтобы спастись: они-то и преподаются Церковью, как непререкаемые и неизменные правила спасительной веры. Другие к существу христианской Религии непосредственно не относятся, и содержат в себе или исторические сказания о Церкви Божией ветхозаветной и отчасти новозаветной, о судиях, царях, правителях, первосвященниках народа Божия, о святых Пророках, Апостолах и многих других лицах; или частные изречения разных лиц, Пророков, Апостолов, самого даже Христа Спасителя, не относящиеся к существу христианской Религии (наприм. Иоан. 1:42,47; 4:50; 6:8); или пророчества касательно судьбы народа Божия, дру­гих народов, городов и т. п., — а потому хотя достойны всей нашей веры, будучи изложены в Божественном Откровении, но не преподаются Церковью, как необходимые для спасения. Ис­тины деятельности подразделяются также на два класса: на такие, которые определяют, что именно должен делать человек, как существо нравственное, призванное в новый благодатный союз с Богом: это собственно нравственные христианские заповеди; и — на такие, которые показывают, как христианин должен выражать свое отношение к Богу во внешнем богослужении, и как христианину должно поступать в доме Божием (1 Тим. 3:15), — истины обрядовые и канонические, которых, впрочем, в книгах нового Завета весьма мало. Из всех этих откровенных истин, подразделяющихся таким образом на четыре класса, догматами называются в строгом смысле только те, которые заключаются в классе первом, т.е. истины, которые относятся к самому существу христианской Религии, содержат учение о Боге и Его отношении к миру и человеку, и опреде­ляют во что именно и как должен веровать христианин, чтобы спастись. Как истины веры, они отличаются от всех истин (правил) деятельности; а как правила спасительной веры, отли­чаются от истин веры, не относящихся непосредственно к су­ществу христианской Религии и спасению человека.

Догматами, в строгом смысле, на языке церковном назы­ваются только истины веры, в отличие от всех истин дея­тельности христианской, нравственных, обрядовых и канонических. Это видно из примера самих вселенских Соборов, которые догматами называли исключительно одни свои вероопределения, называя все прочие постановления свои канонами или правилами. 21 Видно также из писаний святых Отцов, например:

а) святого Кирилла Иерусалимского, у которого читаем: “сущность Религии (или образ Богопочтения) состоит из следующих двух вещей, — из точного познания догматов благочестия и из добрых дел; догматы без добрых дел неприятны Богу; не приемлет Он и дел, если они основаны не на догматах благочестия;” 22 б) святого Григория Нисского, который, на основании слов Спасителя к Апостолам: Итак идите, (???????????) научите все народы. уча их соблюдать всё (?????? ?????), что Я повелел вам (Матф. 28:19,20), разделяет все христианское учение на две части: Нравственную и догматическую (??? ?????? ????? ??? ??? ???????? ?????????); в) святого Златоуста, по словам которого Христианство требует, вместе с догматами православия, и благочестивой деятельности. 23 Это же, наконец, подтверждается употреблением слова: догматик (??????????) в церковно-богослужебных книгах, где под именем догматиков известны Богородничные песни, заключающие в себе учение веры о приснодевстве Богоматери, воплощении Господа и соединении в Нем двух естеств.

Догматами называются только те из истин веры, изложенных в Божественном Откровении, которые, относясь к самому существу христианской Религии, как восстановленного союза между Богом и человеком, содержат в себе собственно учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, и кото­рые преподаются Церковью, как правила спасительной веры, непререкаемые и неизменные. Для доказательства этой мысли до­вольно указать: а) на краткие изложения православных догматов или символы, где заключаются, действительно, только истины о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, а вслед затем и на изъяснения сумволов Церковью в катихизисах, где видим тоже самое; б) на то, что с самого начала православная Церковь всегда отлучала от себя, и след. от участия в вечном спасении, людей, которые осмеливались отвергать или искажать еe догматы, 24 и — в) на прямое учение Церкви о не­пререкаемости и неприкосновенности ее догматов: “аще кто-либо из всех, говорят Отцы шестого вселенского Собора, не содержит и не приемлет догматов благочестия, и не тако мыслит и проповедует, но покушается идти противу оных, тот да будет анафема, по определению, прежде постановленному святыми и блаженными Отцами, и от сословия христианского, яко чуждый, да будет исключен и извержен. Ибо мы сообразно с тем, что определено прежде, совершенно решили ниже прибавляти что либо, ниже убавляти, и не могли ни коим образом” (прав. 1). Эта неприкосновенность и неизменяемость христианских догматов основывается на том, что все они открыты самим Богом и преподаются нам Церковью, учительницей богоучрежденной и непогрешимой.

Следовательно, догматы христианские, если смотреть только на их отличительный характер в ряду прочих откровенных истин, можно определить еще так: “это суть истины, существенно входящие в состав вероучения, содержимого и преподаваемого христианской Церковью.” А потому и православное догматическое Богословие будет не что иное, как система православного вероучения. Если же смотреть вместе на самое содержание христианских догматов, то их должно определить следующим образом; “это суть истины (содержимые и преподаваемые Церковью) именно о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, или, что тоже, о Боге в самом Себе и о Боге, как Творце, Промыслителе и Спасителе.” И вслед затем под именем православного догматического Богословия надобно будет разуметь науку, которая излагает учение православной Церкви о Боге и делах Его , как обыкновенно и определяют эту отрасль Богословия.

Из представленного понятая о христианских догматах откры­вается, что они все имеют происхождение Божественное. След. ни умножать, ни сокращать их в числе, ни изменять и пре­вращать, каким бы то образом ни было, никто не имеет права: сколько их открыто Богом в начале, столько и должно оста­ваться их на все времена, пока будет существовать Христианство. Но, пребывая неизменными в самом Откровении, как по числу, так и по существу своему, догматы веры тем не менее должны раскрываться и раскрываются в Церкви по отношению ж верующим.

С тех самых пор, как люди начали усвоять себе дог­маты, преподанные в Откровении, и низводить их в круг своих понятий, эти священные истины неизбежно стали разно­образиться в понятиях разных неделимых (так бывает со всякой истиной, когда она становится достоянием людей), — не­избежно должны были явиться и явились разные мнения, разные недоумения насчет догматов, разные даже искажения догматов или ереси, намеренные и ненамеренные. Чтобы предохранить верующих от всего этого, чтобы показать им, чему именно и как они должны веровать на основании Откровения, Церковь с самого начала предлагала им, по преданию от самих святых Апостолов, краткие образцы веры или символы. 25 Здесь в немногих словах излагалась совокупность всех коренных догма­тов Христианства, и каждый член имел двоякое значение: с одной стороны указывал истину Откровения, которую верующие должны были принимать за догмат веры, а с другой предохранял их от какой-либо ереси, против которой был направлен. 26 Так было в продолжение трех первых веков Христианства: в Церкви существовал не какой-либо один, а упо­треблялось несколько символов, которые, будучи сходны между собой по духу. были различны по букве. 27 имея почти каждый некоторый особенности, направленные против заблуждений, какие возникали в том или другом месте, где известный символ употреблялся. 28 Из числа этих символов доселе остается в особенном уважении в православной Церкви символ святого Григория Чудотворца. излагающий учение о личных свойствах и совершенном равенстве всех Лиц Пресвятой Троицы против Савеллия и Павла самосатского. 29

С четвертого века, когда явились гибельнейшие ереси Ария и потом Македония, и когда еретики начали особенно злоупотреб­лять словами, доселе употреблявшимися для означения разных истин веры, и начали издавать собственные символы по образцу православных, — Церковь увидела необходимость составить и обна­родовать для руководства всех верующих один определенный символ, неизменный даже по букве, и вообще установить значение священных слов и церковно-богословский язык. 30 Такой символ, действительно, и составлен на первом Вселенском Соборе, и, будучи дополнен на втором, под именем никео-цареградского, по правилам третьего и последующих вселенских Соборов, сделался непреложным образцом веры для всего христианского мира и на все веки. 31 Символ этот содержит в себе тоже самое учение, какое было и в прежних; но с той разностью, что некоторые члены веры раскрыты в нем с большей определенностью и подробностью против разных новых ересей, особенно члены о Божестве второго Лица Святой Троицы против Ария, Фотина и Аполлинария, и о Божестве третьего Лица Святой Троицы — против Македония. 32

В следующем веке возникла ересь Монофизитов, и четвертый Вселенский Собор (в 451 г.) составил вероопределение о двух естествах в едином лице Господа нашего Иисуса Христа, которое (вероопределение) есть не что иное, как точнейшее изложение смысла, заключающегося в третьем члене никео-цареградского символа. 33

Около того же времени появился символ так называемый Афанасиев, в котором, кроме учения о Пресвятой Троице, со всею точностью изложено учение о соединении двух естеств в Господе Иисусе, — символ, хотя составленный не на Вселенских Соборах, но принятый и уважаемый всей Церковью. Возникла потом ересь Монофелитов, и шестой Вселенский Собор (в 681 г.) составил вероопределение о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе , которое можно назвать дальнейшим раскрытием вероопределения халкидонского. Возникла ересь иконоборцев, и седьмой Вселенский Собор (в 787 г.) составил вероопределение об иконопочитании. Все эти вероопределения Вселенских Соборов, четвертого, шестого и седьмого, составляют необходимое дополнение к никео-цареградскому символу, хотя и не внесены в него вследствие правил самих же Вселенских Соборов о совершенной его неприкосновенности и неизменности. Кроме главнейших догматов, вошедших с самого начала в символы веры и раскрывавшихся на Соборах вселенских, некоторые другие догматы в тоже время раскрываемы были, по поводу возникавших ересей, на соборах поместных, утвержденных потом шестым вселенским, трулльским, например: догматы о первородном грехе, о действиях благодати, о необходимости крещения и для младенцев (в правилах 123-130 собора карфаг.) и о таинстве миропомазания (в 48 правиле собора лаодикийского), а также и частными святыми Отцами в их многочисленных писаниях, между которыми достойны особенного уважения поименованные и одобренные (во 2 правиле) тем же самым собором, трулльским. 34 Так совершился второй, важнейший, период раскрытия или развития христианских догматов в Церкви, — важнейший и потому, что здесь раскрываемы и определяемы были догматы на Соборах Вселенских, непогрешимых; и потому, что были определены догматы коренные, заключающие в себе или под собой и все прочие, утвержден был окончательно на все века один неизменный образец веры, как основание всего догматического Богословия, определен и установлен с точностью самый церковно-богословский язык. Поэтому-то православная Цер­ковь восточная ясно исповедует: “наши догматы и учение нашей восточной Церкви еще издревле наследованы, правильно и благоче­стиво определены и утверждены святыми и Вселенскими Соборами; прибавлять к ним или отнимать от них что либо непозволи­тельно. Посему желающие согласоваться с нами в божественных догматах православной веры должны с простотой, послушанием, без всякого исследования и любопытства, последовать и поко­риться всему, что определено и постановлено древним преданием Отцов, и утверждено святыми и Вселенскими Соборами, со времени Апостолов и их преемников, богоносных Отцов нашей Церкви.” 35

Это, однако, не значит, будто с прекращением вселенских Соборов прекратилось дальнейшее раскрытие догматов в православной Церкви. Оно не прекратилось, потому что не пре­кратились заблуждения и ереси. Главнейшие из таковых заблуждений были, во-первых, заблуждения церкви римской, отдлившие ее от Церкви вселенской, — и на православном Востоке не раз составлялись против них соборы и писались точнейшие вероизложения; а во-вторых — заблуждения протестантов в их различных сектах, не раз также подвергавшиеся в православной Церкви восточной соборному рассмотрению пастырей, которые в тоже время издавали против этих заблуждений, в охранение чистоты Православия, точнейшие вероизложения. Таким-то образом составились два обстоятельнейшие исповедания православной Церкви восточной, в которых вероопределения древних Вселенских Соборов развиты в подробностях применительно к заблуждениям и ересям, возникшим впоследствии. Разумеем: Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной и Послание Патриархов православно-кафолической Цер­кви о православной вере. 36 По образцу этих исповеданий и особенно по образцу первого из них, как на православном Востоке, так и в России, с той же целью в последующее время составлялись и другие изложения веры или катихизисы, между которыми в нашем отечестве первое место занимает: Право­славный христианский катихизис православной кафолической восточной Церкви, рассмотренный и одобренный святейшим правительствующим Синодом. Нельзя утверждать, чтобы раскрытие христианских догматов прекратилось даже теперь: оно не прекра­тится дотоле, пока не прекратятся заблуждения против догматов, и след. пока не прекратится в Церкви потребность, примени­тельно к новым заблуждениям, определять и объяснять свои догматы в охранение Православия. 37

Что ж сказать вообще о значении этого развития или раскрытия догматов в Церкви? Оно не есть какое-либо умножение числа догматов; — нет: догматов и теперь остается в православной Церкви столько, сколько их открыто самим Богом в начале. Не есть также какое либо изменение догматов, которые и теперь православ­ная Церковь соблюдает и преподает во всей их неприкосновен­ности и неизменяемости. Все это развитие есть собственно одно только точнейшее определение и объяснение одних и тех же неизменных в существе своем догматов, совершающееся постепенно в продолжение веков, по поводу разных заблуждений и ересей, возникавших и не престающих существовать в недрах Хри­стианства. 38 И кем совершалось и совершается это определение и объяснение догматов? Совершалось и совершается Церковью, в которой постоянно обитает Дух Святой, предохраняющий ее от всяких заблуждений. Как совершается? Не иначе, как на основании того же самого Божественного Откровения, т.е. Священного Писания и Священного Предания, в котором преподаны Богом еще в на­чале самые догматы. След. при развитии догматов, не привно­сится в состав христианского вероучения ничего нового, а только, по поводу ересей, точнее определяется и объясняется для право­славно-верующих то, что и прежде исповедовали они, на основании Откровения, хотя не так раздельно. И, значит, как самые догматы, так и все подробнейшее развитие их в Церкви достойны всего нашего уважения: ибо как догматы, так и раз­витее их равно основываются на Божественном Откровении; как догматы, так и развитие их равно извлекаются из Откровения Церковью, непогрешимой учительницей.

Из сказанного нами касательно происхождения и раскрытия догматов мы должны вывести следующие заключения:

1) Единственный и сточник для православного догматического Богословия есть Божественное Откровение, т.е. СвященноеПисание и СвященноеПредание.

2) Непреложным основанием для этого Богословия должно при­знать никео-цареградский символ. заменивший собой все прежние символы, и принятый вселенской Церковью за неизменный образец веры на все века, — а вместе с этим символом, как дополнение к нему, и все другие вероопределения святых Вселенских и Поместных Соборов и святых Отцов, поименованных Собором трулльским, также символы святого Григория Чудотворца и извест­ный под именем св ятого Aфанасия Александрийского, принятые и уважаемые всей Церковью. 39

3) Постоянным руководством. при подробнейшем изложении догматов в православном догматическом Богословии, должно признать: 1) Православное исповедание кафолической и апостоль­ской Церкви восточной, 2) Послание восточных Патриархов о православной вере и 3) Пространный христианский катихизис кафолической восточной Церкви, — первое и последний собственно в тех частях своих, в которых содержится изъяснение на символ веры. 40

Для раздельности понятия о догматах, их обыкновенно рассматривают с разных сторон, откуда и выводят разные деления догматов, которые, однако, не все могут быть до­пущены в православном догматическом Богословии. И —

1) Обращая внимание на существенные условия догматов, их делят на библейские, поскольку они содержатся в Библии или вообще в Откровении, и церковные, поскольку они проповедуются Церковью: деление несправедливое. Ибо собственно церковных догматов — таких, которые были бы отличны от библейских, нет; по крайней мере, нет в православной Церкви: она с величайшей точностью содержит те же самые догматы, которые находятся в Откровении, и только определяет и объясняет их для своих чад, указывая им, чему и как они должны веровать, на основании Слова Божия. А догматы, не основанные на Откровении, или даже противоречащее ему, могут быть только в церквах или обществах не православных, например, догмат римской церкви о главенстве и непогрешимости папы.

2) Рассматривая догматы со стороны их раскрытия, различают догматы раскрытые (explicita) и догматы нераскрытые (implicita). Это деление имеет основание в существе самого дела; потому что, действительно, есть в Церкви догматы, которые определены даже в подробностях, каковы: догматы о Пресвятой Троице и о соединены двух естеств во Иисусе Христе, подвергавшиеся многочисленным искажениям от еретиков и определенные на вселенских Соборах; — и есть догматы, которые в подробно­стях не определены, например: догматы о частном суде и падении злых духов. Церковь учит, что, по смерти каждого человека, бывает над ним частный суд; но когда именно, где и как происходит этот суд, ясно не говорит; учит также, что злые ангелы были в начале добрыми и сами пали, — но как произошло их падение и когда, как велико число падших, с точностью не определяет. Это деление догматов на­добно помнить и в православной Догматике: оно даст в ней место так называемым мнениям. Все, что определенно преподает об известном догмате православная Церковь, — Догматика должна принимать с безусловной покорностью и неприкосновенностью; но чего не определяет о догмате Церковь, о том и богослов, как и всякий христианин, может иметь свои личные мнения, лишь бы только эти мнения были согласны с существом догмата, которое определено Церковью, со всеми другими догматами и вообще учением Церкви, и основывалось, хотя сколько-нибудь, на Откровении: такое употребление мнений в области православного Богословия освящено примером святых Отцов. Должно, однако, заметить, что догматы одни могут называться раскрытыми, другие — нераскрытыми только относительно; потому что как нет догматов, которые были бы совершенно нераскрыты в Церкви (о каждом непременно существует в ней какое либо ясное учение), так точно нет догматов раскрытых до малейших подробностей: о каждом (даже о догмате Святой Троицы) всегда можно предложить такие вопросы, на которые ответа не найдем в положительном учении Церкви, и надобно будет ограничи­ваться только частными мнениями, своими ли, или древних знаменитых пастырей Церкви.

3) Смотря на догматы в их взаимном отношении между собою, допускают разделение их на догматы общие и основные, иначе называемые членами веры (????? ??? ???????), из которых каждый заключает в себе по нескольку других догматов, или, по край­ней мере, служить для них каким либо основанием; и догматы (??????? ??? ???????) частные, выведенные из первых, или на них основывающееся. Совокупность общих догматов, определенная и утвержденная на Вселенских Соборах, составляет символ веры. “Членов православной и католической веры, говорится в Православном Исповедании (част. 1, отв. на вопр. 5), по символу первого никейского и второго константинопольского Соборов, двенадцать. В них так ясно изложено все принадлежащее к нашей вере, что мы ни более, ни менее, и не иначе должны верить, как согласно с разумением оных Отцов. Впрочем некоторые из сих членов ясны и вразумительны сами по себе; а другие заключаютв себе нечто сокровенное, по которыми разумевать должно и прочее .” Вывод и определение догматов частных, на основании символа веры, святая Церковь предлагает нам в своих пространных исповеданиях или катихизисах. Это разделение догматов, как вполне согласное со взглядом на них самой православной Церкви, должно быть допущено и в православной Догматике, и имеет свой важность. Оно объясняет нам, что, принимая члены веры, предлагаемые нам Церковью в символе, мы уже тем самым обязываемся принимать и все частные догматы, какие выводит из них Церковь; а отвер­гая какой либо из частных догматов, неизбежно, хоть и прикровенно, отвергаем самый член веры, из которого догмат тот выведен. Объясняет также, почему, с одной стороны, многие, зная и искренно исповедуя только символ веры, а не зная всех частных догматов Церкви, считаются православ­ными чадами ее и имеют надежду спасения, и почему, между тем, другие христиане, упорно отвергая какой либо даже из частных догматов православной Церкви, т.е. не заключающийся буквально в символе веры, отлучаются от общения с верую­щими и признаются еретиками. Первые, приемля с ясным сознанием символ веры, приемлют вместе, хоть и без отчетливого сознания, и все, выводимые Церковью из символа, частные дог­маты; а последние, вооружаясь против частного какого либо дог­мата, отвергают чрез то самый член символа веры, на котором догмат основывается, или, точнее, отвергают IX член символа веры, где исповедуем мы; “верую во едину, святую,соборную и апостольскую Церковь .”

4) Обращая внимание на отношение догматов к нашему уму, их разделяют на догматы непостижимые для разума или тай­ны, и на догматы постижимые для него. Первые называют еще догматами чистыми (pura): так как они основываются на одном только сверхъестественном Откровении; последние — догматами смешанными (mixta): поскольку они известны нам не только из сверхъестественного Откровения, но вместе и из естественного разума. Деление и справедливое само в себе, и не бесполезное в области православной Догматики. Помня его постоянно, мы будем знать, по отношению к каким догматам может и даже должно быть допущено употребление разума в Богословии, и по отношению к каким нет, и как вообще должен держать себя разум в том и другом случае.

5) Смотря на догматы по отношению их к вечному спасению человека, хотят различать догматы существенные (fundamentales), которые необходимо принимать и исповедовать для получения спасения, и догматы несущественные (non fundamentales), кото­рые можно принимать, но можно будто бы и отвергать, без всякого ущерба для спасения: разделение, измышленное протестантами, которое никак не может быть допущено в православной Дог­матике.

Оно, во-первых, противоречит Священному Писанию. Христос-Спаситель, посылая учеников своих на всемирную проповедь, сказал им: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам (Матф. 28:19-20), присовокупив к тому, без всякого различения своих догматов: Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, очевидно, вообще учению апостольскому, осужден будет (Марк. 16:16). И Апостолы, действительно, вследствие повеления Господня, не упускали возвещать… всю волю Божию ( Деян. 20:27), и, с одной стороны, одобряли тех, которые свято памятовали все их учете: хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам (1 Кор. 11:2), а с другой — изрекали анафему на тех, которые осмелились бы извратить или отвергнуть что либо в этом учении: если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема ( Гал. 1:8 снес. 2 Иоан. 9 и 10; Тит. 3:10). Спрашивается: для чего ж бы и излагать Апостолам все эти истины, какие мы находим в Слове Божием, когда только некоторые, немногие из них необходимы нам для спасения, а прочие излишни?

Во-вторых, противоречит Священному Преданию и действованию православной Церкви, которая с самого начала своего всегда признавала еретиками не только людей, дерзновенно отвергавших или извращавших основные ее догматы, но и людей, отвергавших или искажавших даже такие догматы, которые счи­таются ныне протестантами за догматы несущественные: например, на седьмом Вселенском Соборе она предала анафеме иконоборцев за непочитание святых икон и святых мощей угодников Божиих.

В-третьих, противоречить даже здравому разуму: ничего не может быть более несообразного с здравым разумом, как если бы кто стал выводить из одного и того же начала со­вершенно противные следствия, — а это именно и бывает при разделения догматов на существенные и несущественные. Почему мы обязаны принимать первые и считать их необходимыми для нашего спасения? Другого основания придумать нельзя, кроме одного, что эти догматы открыл нам сам Бог. Но и догматы последнего рода открыты также самим Богом и содержатся в Его Откровении: отчего же мы в праве будто бы не принимать эти догматы и не считать их необходимыми для нашего спасения?

В-четвертых, такое разделение догматов есть разделение мечта­тельное, доселе неоправданное опытом самих протестантов: ибо еще доселе они и все их ученые не согласились между собою, какие же истины Откровения надобно считать за существенные догматы, и какие — нет, и одни считают существенным то, другие — иное; да и не могут согласиться никогда: как по са­мому существу дела, произвольно измышленного, так и по свой­ству частных умов, занимающихся этим делом.

Наконец, такое разделение догматов весьма опасно по своим последствиям. Оно —

а) ведет к совершенному ниспровержению христианской Религии: коль скоро предоставить каждому определять, какие дог­маты существенные, и какие несущественные, т.е. какие должно принимать, и какие можно не принимать, то вскоре не останется в Откровении ни одной догматической истины, которую бы кто-либо не вздумал отвергнуть, как это и показал опыт протестантов-рационалистов; б) ведет к религиозному индифферен­тизму: тогда всяк, уверяя себя в том, что он исповедует существенные догматы Христианства, к какой бы церкви или обществу христианскому он ни принадлежал, начнет смотреть на все различие христианских исповеданий, как на дело маловаж­ное; в) ведет к безнадежности в деле спасения: если для того, чтобы удостоиться вечного спасения, необходимо веровать в суще­ственные догматы; между тем указать эти догматы верно и непререкаемо доселе еще никто из протестантов не мог и не может, то как же люди эти могут быть убеждены, что они на прямом пути ко спасению, т.е. веруют в суще­ственные, и именно во все существенные догматы, а отвергают только одни несущественные? Возможно ли, при таком образе мыслей, ду­шевное спокойствие.

6) Наконец, нельзя умолчать о разделении догматов на дог­маты общие у Церкви православной с церквами и обществами не православными, и догматы ее особенные. отличительные. имен­но те, которые только она одна сохранила в целости, по наслед­ству от древней Церкви вселенской, а прочие христианские обще­ства или извратили, или совсем отвергли. Это разделение на­добно помнить с той целью, чтобы в православной Догматике обратить преимущественное внимание на догматы последнего рода, как наиболее подвергающиеся нападениям со стороны неправомыслящих.

Из понятия о долге, предмете и образцах догматического Богословия определяется и его характер. По форме оно должно быть системой, т.е. должно изложить догматы христианской веры в строгой последовательности, возможной пол­нотое, ясности и основательности. В этом состоит характер его внешний, которым отличается оно — а) от всех образцов и исповеданий веры, в каких преподает догматы сама святая Цер­ковь, и б) вообще от всякого другого несистематического изложения догматов. По духу — должно быть запечатлено православием, и, значит, должно постоянно руководствоваться, при изложении догматов, здравым учением православной Церкви, должно на­ходиться в подчинении ее образцам и исповеданиям веры. В этом — характер православного догматического Богословия внутренний, отличающий его от всех догматических Богословий не православных, как то: в духе церкви римской, лютеранской, реформаторскойи всех других сект, отделившихся от истинной церкви Христовой.

Построить систему православной догматики, начертать ее план возможно только на основании единственного ее начала — правильного понятия о ее предмете, потому что наука должна быть вер­ной копией своего предмета; должна, следовательно, соответствовать ему и в разделении своем на составные части. Предмет православного догматического Богословия нам известен: это суть догматы веры, или, если обратим внимание на их содержание, это суть такие истины веры, которые, относясь непосредственно к существу христианской Религии, содержат в себе учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку. Но христианская Религия есть не только союз Бога с человеком, какой был союз первобытный, к которому Господь призвал человека, вместе со всеми прочими духовными существами, чрез самое их сотворение, а союз именно восстановленный после падении человека, союз, к которому призван непосредственно только падший человек, и призван чрез искупление во Христе Иисусе, потому и догматы христианские, излагающее учение о Боге и Его отношении к миру и в особенности к человеку, двух родов. Одни содержат учение о Боге и Его отношении к чело­веку общем (naturali, ordinario), какое имел и имеет Бог и ко всем прочим существам мира, и которое выражается в двух действиях Божиих: творении и промысле. другие заключают в себе учение о Боге, собственно как Искупителе человека, и об отношении Его к человеческому роду особенном (supranaturali, extraordinario), известном под именем великого дела нашего спасения. 41 Первые истины принадлежат христианской Религии, как религии, и имели бы место и в религии первобытной, если бы человек доселе сохранил ее; последние — исключительно как Религии христианской, восстановленной. Такое разделение христианских догматов было самое общеупотребитель­ное у древних Отцов Церкви, которые совокупность догматов первого рода обыкновенно означали словом — ???????? — богословие, а совокупность догматов последнего рода словом ????????? — таинство искупления или домостроительство (Еф. 3:9). 42 Оставалось оно общеупотребительным в Церкви православной и во все последующее время: «она имеет обычай», — писал в своем “Исповедании кафолической и апостольской Церкви восточной” Митрофан Критопул, бывший к концу XVІІ века патриархом александрийским, — “разделять учение свое догматическое на богословие простое (???????? ????), и на богословие. касающееся искупления ” (???????? ??????????). 43 Вследствие всего этого и в настоящее время православное догма­тическое Богословие может быть разделено на две главные части: I) на учение о Боге в самом себе и общем отношении Его к миру и в частности к человеку, т.е. творении и промысле (???????? ????), и II) на учение о Бо ге. собственно как Искупителе человеков, и особенном отношении Его к человеческому роду, т.е. таинстве искупления (???????? ??????????).

В частности, при раскрытии каждого догмата порознь, право­славная Догматика должна:

1) Прежде всего привести точное определение догмата из кратких или обширнейших исповеданий Церкви, ибо первая задача православного догматического Богословия — показать, как учит о догматах православная Церковь. Всего проще для этой цели при­водить церковное учение о нескольких догматах вместе в на­чале каждого отдела или главы, в которых догматы те имеют быть рассматриваемы; потом приведенное учение разлагать на части, сообразно с требованием системы, и, по разложении, каждую часть рассматривать отдельно, одну за другой. Иногда только может понадобиться в таком случае приводить еще частнейшее определение какого либо догмата, при подробном его раскрытии.

2) Вслед за церковным определением догмата привести самые основания его из Священного Писания и Священного Предания. Ибо Церковь преподает нам не свое учение и не от себя; ее догматы суть богооткровенные истины, которые, все до одной, она заимствует из Слова Божия. Главнейшие правила для православной Догма­тики в этом деле следующие:

1) Касательно Священного Писания: а) должно приводить места, для подтверждения догматов, не только из Нового Завета, но, где окажется нужным, и из Ветхого: ибо оба они составляют собственно одно Божественное Откровение, и если закон обрядовый и закон гражданский, бывшие в Ветхом Завете, прошли, когда явился Новый, — тем не менее закон веры и нравственности ветхозаветный остается и теперь во всей своей силе, будучи только полнее объяснен и раскрыт в новозаветном Откровении; б) впрочем, когда будут приводиться места из ветхозаветного Писания, надобно, чтобы они заимство­вались преимущественно из книг канонических: ибо свидетель­ства неканонических книг, для подкрепления догматов, не могут иметь такой важности; в) нет нужды приводить всех мест Писания, какие только могут относиться к известному догмату, а довольно привести одни места яснейшие, так называемые классические ; г) извлекать места из Писания и истолко­вывать, для подкрепления догматов, должно вообще не иначе, как по правилам здравой, православной Герменевтики.

Каса­тельно Священного Предания: а) приводить свидетельства из предания, для подтверждения или пояснения догматов, должно уже после того, как будут приведены свидетельства из Писания, источника христианской Религии первого и главнейшего; б) необходимо приводить свидетельства из предания во всех тех случаях, когда свидетельства Писания или не довольно ясны и полны, или под­вергаются разным толкованиям и спорам; в) но нет необхо­димости приводить места из предания там, где места из Писания совершенно ясны и определенны, так что не подвергаются никаким сомнениям и перетолкованиям ни со стороны православных. ни даже со стороны не православных, например, в учении о некоторых свойствах Божиих: в этом случае места из предания, преимущественно сохраняющегося в сочинениях святых Отцов Церкви, могут разве только знакомить нас с тем, как раскрывали известные догматы древние знаменитые учители веры; г) вообще же места, приводимые из предания, должны иметь признаки своего истинно-апостольского происхождения. 44

Выполнив эти две существенные свои обязанности, при раскрытии каждого догмата, т.е. показав, как учит о нем православная Церковь, и доказав, на основании Священного Писания и Священного Предания, почему она так учит, догматическое Богословие может:

3) Допустить и соображения здравого разума человеческого ка­сательно рассматриваемого догмата (Рим. 12:2; 1 Фес. 5:20). Если этот догмат будет истина, доступная уму, в таком случае ум может найти для нее новые пояснения и даже подкрепления в кругу собственных познаний. Если же догмат будет таинственный и непостижимый, тогда ум может, по край­ней мере, показать, как тайна эта, при всей непостижимости своей, светоносна для верующего, — как тесно соединена она с другими истинами христианского вероучения, постижимыми для ра­зума, — как мысль, ею выражаемая, достойна Бога, сообразна с Его совершенствами и вместе полезна для нравственности чело­века, — как несправедливо отвергать эту тайну потому только, что она непостижима и т.д. Наконец известно, что и догматы постижимые для разума, и особенно догматы непостижимые, всегда подвергались и подвергаются возражениям со стороны вольнодумцев, которые, большей частью, заимствуются из разума, и по­тому не иначе могут быть и опровергаемы, как при пособии разума. Правда, все такого рода соображения естественного смысла человеческого в пояснение ли, или в подкрепление и защищение догматов, не могут иметь большой цены в области христианского Богословия, положительного и сверхъестественного, но они могут весьма облегчать уразумение догматов христианских верующими, приближая их к понятиям возвышенных истин Откровения, и в иных случаях, по крайней мере, не излишни (при раскрытии догматов непостижимых), в других — полезны (при раскрытии догматов постижимых), в третьих — даже не­обходимы (при решении возражений). Посему-то святые Отцы и учи­тели древней Церкви не только не отвергали законного употребления разума и знания в области веры, но считали это даже необходимым, 45 и когда раскрывали в подробности христианские догматы, особенно против не правомыслящих, то отнюдь не ограни­чивались при этом одними свидетельствами Священного Писания и Священного Предания, а имели обычай обращаться и к здравому смыслу челове­ческому, призывали на помощь диалектику, философию, естествознание и другие науки, старались находить в них, каждый по мере своего личного разумения, доказательства или пояснения на откровенные истины. 46 И так поступали знаменитые учители не только в тех случаях, когда дело касалось догматов постижимых, когда, например, доказывали единство Божие против многобожников, или бытие Промысла против стоиков и пантеистов, или объясняли происхождение зла в мире из злоупотребления свободы человеческой против гностиков и маркионитов, 47 но и тогда, когда, опровергая заблуждения еретиков, рассуждали о величайших таинствах христианской веры: о троич­ности Лиц в Боге, о предвечном рождении Бога Слова, Его воплощении, крестной смерти и т.п. Творения вселенских великих учителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого и особенно творения святого Афанасия Великого и блаженного Августина наполнены такого рода умственными соображениями о всех этих непостижимых истинах. 48 А святой Иоанн Дамаскин, первый богослов-систематик, оставил нам в своем “Точном изложении православной веры ” еще ближайший образец того, как можно в области догматического Богословия соеди­нять вместе с доказательствами и пояснениями истин из Откровения, будут ли они постижимы или непостижимы, доказа­тельства и пояснения тех же истин из разума. 49

Надобно только, при этом употреблении разума в области православной Догматики, держаться следующих правил: а) употреблять его не иначе, как по примеру древних святых Отцов, а не как хотят новейшие поборники разума (ratio) — рационалисты, т.е. должно постоянно удерживать его в послушании вере (2 Кор. 10:5), 50 которая есть и основание 51 и источник, 52 и необходимое условие (Ис. 7:9), 53 и истинный судия (?????????) всякого богословского знания, 54 — наблюдать, чтобы разум обходился с откровенными истинами с должным благоговением, 55 и не силился постигать и объяснять то, что превыше сил его, 56 не дерзал думать о себе более, нежели должно думать (Рим. 12:3), — но отнюдь не признавать разума судьей веры, ко­торый будто бы имеет право подвергать сверхъестественные догматы своему критическому взору, произносить о достоинстве их свой приговор, и потом истолковывать их так или иначе: это было бы уже не употребление, а злоупотребление разума в области откровенного Богословия, — злоупотребление, которое столько противно самому существу христианского Откровения, Божественного и сверхъестественного, противно намерениию Христа-Спасителя и Апостолов, требовавших от людей преимущественно веры (Марк. 16:16; Рим. 14:23; Евр. 11:6 и др.), — злоупотребление, против которого так восставали все древние учители Церкви; 57 б) сле­довать при этом не какой либо частной философской системе и учению исключительно, а вообще здравому разуму, и, по совету Отцов, пользоваться всем, что только можно находить полезного для веры во всех знаниях человеческих, подобно пчеле, кото­рая, садясь на каждый цвет, умеет извлекать из него одно то, что для нее годно; 58 в) все такие, даже законные соображения разума в области догматического Богословия, будут ли они принадлежать лично нам, или будут заимствованы нами из писаний святых Отцов, отнюдь не ставить наравне с самыми дог­матами, не сравнивать с доказательствами или пояснениями догматов, заимствуемыми из Священного Писания и Священного Предания, не счи­тать даже за действительные доказательства в строгом богословском смысле: забвение этого правила, как показал опыт римской церкви, нередко приводило к тому, что частные мнения некоторых древних учителей или даже позднейших богословов возводили на степень догматов; 59 г) не вдаваться в излишние диалектические тонкости при рассуждении о догматах, а тем бо­лее избегать пустых вопросов, не относящихся прямо к поло­жительному учению Церкви; пример схоластики средних веков показал, до чего могут довести догматическое Богословие подобные тонкости и вопросы. 60

4) Может призывать на помощь историю догматов. Мы уже замечали, что догматы веры, как истины Божественные, всегда остаются неизменными в учении Церкви православной: она и ныне преподает эти истины в том самом виде, в каком приняла их от самого Господа Иисуса, и будет преподавать до скончания века. Но образ разумения догматов частными верующими изменялся уже не раз в продолжение веков: бывали люди, кото­рые имели ложные мнения о догматах; бывали и такие, которые совершенно искажали или отвергали догматы и впадали в ереси. Вследствие чего святая Церковь созывала Соборы Вселенские и Помест­ные, и делала на них точнейшие определения и объяснения этих догматов, для руководства православным; а ревностные пастыри писали целые сочинения против еретиков, и, смотря по свойству ереси, по требованию обстоятельств места и времени, употребляли, каждый по мере своих личных понятий и соображений, такие или другие толкования или доказательства в пользу защищаемого догмата. Отсюда произошла история догматов, которая, при изложении их в православной Догматике, может ощутительно спо­собствовать к точнейшему уразумению церковного о них учения. Не надобно только, чтобы эта история излагалась в Догматике обширно: подробное изложение ересей и ложных мнений, касав­шихся истин веры, равно как подробное изложение учения святых Отцов и учителей Церкви, защищавших эти истины, служат предметами для особых наук, а Догматика должна заимствовать из них в свою историю догматов лишь столько, сколько, действи­тельно, окажется нужным для лучшего уразумения их, и следовательно — только тогда, когда это в самом деле будет нужно. Но так как есть догматы, которые, по крайней мере, в частных своих положениях, никогда не подвергались перетолкованиям и ересям, или весьма легко могут быть понимаемы и без помощи истории, то, очевидно, обращаться к ней Догматика должна только в некоторых, действительно требующих того, случаях, — например, при изложении учения о Святой Троице, о воплощении, о лице Богочеловека и т.п. Место для истории догмата, при подробном раскрытии учения об нем в Богословии, смотря по удоб­ности, может быть в самом начале, или в средине, или в конце раскрытия. А всего приличнее эта история может быть соединяема с доказательствами на догмат, приводимыми из Предания, по близкой соприкосновенности их с нею.

5) Может, наконец, показывать отношение догматов к христианской жизни. Известно, что догматы веры и законы нравствен­ности христианской находятся в самой тесной связи между собой, по самому существу христианской религии, — что они нераздельно сообщены Богом в Откровении, нераздельными остаются и в жизни истинного христианина; а потому, если в науке, для удобнейшего изучения тех и других, они разделяются между собой и рассматриваются отдельно, все же наука обязана при случае изображать эту живую связь их между собой. Догматика посту­пит весьма благоразумно, если, раскрыв каждый догмат, как следует, в заключение всего будет показывать и нравственное его приложение. Впрочем так как подобное показание будет только выводом нравственных мыслей и назидательных правил из догматов уже раскрытых, а не относится прямо к самому раскрытию их и изложению, чем собственно и должна заниматься Догматика, то все эти нравственные размышления в Догматике, при существовании особой науки, излагающей христианское нравоучение, отнюдь не должны быть обширны, хотя вовсе и не исключаются существованием последней.

Вообще же должно заметить, что исполнить два первые, означенные нами, условия истинного метода православной Догматики, т.е. показать сначала, как учит о догмате православная Цер­ковь, и затем привести сами основания его из Священного Писания и Священного Предания, — наука эта обязана непременно, при раскрытии каждого догмата: иначе она не будет достойна и своего имени. Но исполнять три остальные условия может по произволу, как найдет лучшим, а может и вовсе не исполнять их или исполнять только некоторый, смотря по удобности, и это не лишит ее права быть и называться Догматикой православной.

История православно-догматического Богословия представляет три, довольно различные между собою, периода: период первый — со второго века до половины восьмого, от учеников мужей апостольских до святого Иоанна Дамаскина (770-754); период второй — с половины восьмого почти до половины семнадцатого, от святого Иоанна Дамаскина до митрополита киевского Петра Могилы (1631-1647); период третий — с половины семнадцатого века до наших дней.

В первый период мы не видим еще догматического Богословия в форме науки и системы; но видим уже научный способ (метод) исследования догматов, видим даже начатки изложения догматов в некоторой системе, хотя неполной и несовершенной, и без строгого отделения их, как предмета догматического Богословия, от других истин Христианства.

Ученый способ исследования христианских догматов, кото­рые Христос-Спаситель и Его Апостолы, а вслед за ними и мужи апостольские, преподали в форме самой простой и обще­доступной, вызван был обстоятельствами первенствующей Церкви. Разумеем —

а) появление врагов Церкви в лице языческих мудрецов, перед которыми недостаточно было только показывать, чему учит христианство, но надлежало и доказывать его священные дог­маты и защищать при помощи диалектики; 61

б) переход в недра Церкви Христовой ученых язычников, 62 которые, привыкнув прежде мыслить обо всем по правилам науки или си­стемы, естественно перенесли тот же самый способ исследования и на истины христианские;

в) появление еретиков, которые, применяя к Божественному Откровению начала той или другой философии (особенно неоплатонической), стараясь объяснять непостижимые исти­ны святой веры посредством собственного разума, и таким образом извращая многие ее догматы, а потом отстаивая заблуждения свои силой диалектики, не иначе могли быть отражаемы и по­беждаемы, как тем же самым оружием; 63

г) учреждение христианских школ, где будущие пастыри Церкви, изучая, кроме истин веры, некоторые вспомогательные науки, незаметно приобретали навык мыслить обо всем, след. и об истинах христианских, научным образом; школы эти, между которыми осо­бенно прославилась александрийская, существовали уже во втором и третьем веке, еще более умножились в четвертом, пятом и последующих столетиях; 64

д) наконец, любовь многих святых Отцов к философии: называя ее то путем ко Христу и приготовительным средством к уразумению Божественной мудро­сти, 65 то оплотом и ограждением истин Евангелия, 66 зна­менитые учители охотно занимались этой наукой и пользовались при раскрытии и защищении откровенного учения: одни из них преимущественно следовали философии эклектической, 67 другие предпочитали Платонову, 68 третьи — Аристотелеву, которая с пятого века начала уже усиливаться между христианскими уче­ными, и проникла в христианские школы. 69 Вследствие всех означенных причин ученый способ исследования христианских догматов появился весьма рано: его встречаем уже в сочинениях Иустина философа (†165), Афинагора (†180), Феофила антиохийского (†199), Иринея (†203) и Тертуллиана (†220); еще более — у знаменитых наставников и воспитанников александрийского училища: Климента Александрийского (†217), Оригена (†254), Григория Чудотворца (†270), Дионисия Александрийского (†265) и других. В четвертом веке метод этот делается общеупотребительным у писателей Церкви, особенно же у Афанасия и Василия Великих, Григория Богослова и Григория Нисского; в пятом достигает еще большей степени своего развития — у Феодорита, Ки­рилла Александрийского и более всех у Августина. Сущность этого метода состояла в том, что достоуважаемые пастыри Церкви, излагая или защищая какой либо догмат, старались точнее опре­делить его смысл, раскрывали его из Священного Писания и Священного Предания, 70 и для этого нередко указывали на пример апостольских церквей, 71 на священные песни, молитвы и обряды, издревле употреблявшиеся в Церкви, 72 или приводили ряд свидетельств из писаний предшествовавших учителей, 73 и заимствовали изречения из актов мученических; 74 вместе с тем позволяли себе умственные соображения о догмате, выводили следствия из откровенных истин, строили силлогизмы, вдавались даже, по временам, в диалектические тонкости, особенно в спорах с ере­тиками, 75 пользовались, где находили уместным, свидетель­ствами самих языческих писателей, 76 и вообще не пренебре­гали ничем, что только могла представить в пользу того или другого христианского учения земная мудрость. 77

Начатки совокупного изложения догматов в некоторой си­стеме, хотя еще неполной и несовершенной и без строгого отделения этих истин, как предмета догматического Богословия, от всех других истин христианских, можно находить:

1) В сочинении Оригена о началах — ???? ?????. 78 Оно раз­делено на четыре книги, из которых в первой говорится о Боге Отце, Сыне ????? и Святом Духе, затем о высших духах, их свободе, падении и о различии духа от материи; во второй — о сотворении мира и человека и о вещах, в мире находящихся, о том, что один Бог и Ветхого и Нового Завета, о воплощении Слова, о действиях Духа Святого в Пророках и Апостолах, о душе, воскресении, наградах и наказаниях; в третьей — о свободной воле человека, об образе борьбы его с диаволом и другими враж­дебными силами, с показанием отношения всего этого к нрав­ственной цели мира и ко спасению; в четвертой — о последнем конце всего, о божественности Священного Писания и о том, как читать его и истолковывать. Этот опыт догматического Богословия, в котором, очевидно, недостает ни строгой последовательности между трактатами, ни полноты (нет, например, учения о благо­дати и таинствах), и вся почти последняя часть излагает пра­вила герменевтики, а не догматические истины, — для нас замечателен только тем, что он есть опыт в своем роде, по вре­мени первый. Но так как ученый автор изложил в нем более свои философические мысли о предметах веры, нежели истинно-христианское учение, и при раскрытии некоторых догматов уклонился даже от чистоты православия, 79 то в строгом смысле, опыт этот и не должен бы войти в историю православного догматического Богословия.

2) В катихизических поучениях святого Кирилла Иерусалимского. 80 Их два рода: огласительные, числом восемнадцать, сказанные к готовящимся к просвещению или крещению, и тайноводственные. числом пять, сказанные новопросвещенным. В огласительных, сообщив предварительно своим слушателям, сообразно с их обстоятельствами, понятия о грехе, покаянии и крещеной, и вслед затем понятия о числе основных догматов христианской веры и о самом ее существе, святой отец подробно изъясняет, один за другим, все члены символа, употреблявшегося тогда в церкви Иерусалимской. В тайноводственных рассуждает о таинствах: крещении, миропомазании и причащении, излагая вместе обязанности новокрещенных. Эти беседы драго­ценны для нас уже в другом отношении, нежели сочинение Оригеново о началах. — драгоценны, как первый, сохранившийся до нашего времени, опыт собственно православного изложения догматов в некоторой системе: здесь святой архипастырь излагает истины веры от лица Церкви, на основании ее символа, под ее руководством, и таким образом передает нам, в главнейших чертах, весь состав древнейшего церковного вероучения, хотя передает как проповедник, а не как богослов-систематик.

3) В двух сочинениях блаженного Августина, из которых одно известно под именем Ручной книги о вере, надежде и любви, написанной к некоему Лаврентию (Enchiridion ad Laurentium de fide, spe et charitate); 81 другое оглавляется: о царстве или о граде Божием (de civitate Dei). Первое есть нечто в роде нынешнего катихизиса, и сначала кратко и сжато излагает члены веры приспособительно к символу, потом еще короче говорит о надежде, наконец о любви — замечательно только тем, что в нем можно видеть первый опыт совокупного и довольно последовательного изложения догматов в церкви западной. Последнее сочинение гораздо важнее: в основание его положена глубокая мысль о царстве Божием или о Церкви христианской в борьбе ее с язычеством, и применительно к этой основной мысли, проникаю­щей все сочинение, очень обстоятельно раскрываются христианские догматы о Боге, о творении, об Ангелах, о человеке и его падении, о Церкви, существующей от начала и имеющей существо­вать до конца мира, о воскресении, суде, о вечных наградах и наказаниях, в противоположность ложному учению язычников о тех же самых предметах. Следует, однако, сознаться, что это обширное (оно состоит из 22 книг) и образцовое сочинение блаженного Августина имеет не столько догматический, сколько исторический характер, и содержит в себе начала для истинной философии истории.

4) В Кратком изложении Божественных догматов блаж. Феодорита (†430), которое составляет пятую книгу его сочинения против ересей, и разделено на 29 глав. Этот опыт отличается от всех, доселе исчисленных, тем, что он в первых 23 главах рассматривает исключительно одни догматы веры, отдельно от прочих истин христианства и без всяких других отступлений, рассматривает с большей последовательностью, отчетливостью и связностью, хотя и короче прежних опытов, и, подобно им, не обнимает всех истин веры. 82

К числу подобных же опытов можно относить:

а) большое катихизическое слово (????? ??????????? ? ?????) святого Григория Нисского (†370), разделенное на сорок глав, в котором, пре­имущественно при пособии здравого рассуждения, довольно обстоя­тельно рассматриваются против язычников и Иудеев главнейшие догматы веры — о Пресвятой Троице, о воплощении с его различными обстоятельствами, о крещении, евхаристии, бессмертии человека и вечном огне;

б) книгу о церковных догматах (de dogmatibus ecclesiasticis) — Геннадия, массилийского сперва пресвитера, потом епископа (†495); это не более, как только перечень догматов Церкви, почти без всякого порядка и раскрытия их, направлен­ный против разных ересей, но перечень довольно подробный и полный (он изложен в 88 кратких главах). и превосходящий в этом отношении все прежние опыты; 83

в) наконец, краткое изложение православной веры (??????? ???????? ??? ????????? ???????) Анастасия Синаита, антиохийского патриарха (†561), представленное в форме вопросов и ответов (тех и других по двадцати два) между наставником и учеником, — древнейший опыт греческого, хотя и самого краткого, катихизиса. 84

Впрочем, должно заметить, что хотя во весь рассмотренный нами период не явилось ни одного сочинения, в котором бы догматы веры изложены были истинно-научным образом, т.е. с возможной полнотой, отчетливостью и основательностью и в строгой системе, при всем том период этот есть самый важный в истории православной Догматики — для формы ее, как науки, тогда сделано мало, но для содержания, можно сказать, сделано все. Тогда исследованы, утверждены и ограждены со всех сторон самые ее начала; тогда рассмотрены во всех, даже малейших, подробностях и все частные догматы; написаны много­численные и часто обширнейшие догматические трактаты и рассуждения, так что оставалось только воспользоваться этими материалами, чтобы построить из них прочное здание науки. 85 То был период догматики Вселенских Соборов и святых Отцов, — период богатейший и образцовый.

Во второй период. обнимающий собой все, так называемые, средние века, явилась с самого его начала первая система православного догматического Богословия, еще несовершенная, но уже имеющая все свойства системы: за то она одна и осталась господ­ствующею почти во весь этот период; других подобных опытов составлено весьма мало, и все они далеко ниже ее; частных догматических исследований и трактатов написано также немного, по крайней мере, сравнительно с тем, сколько написано было их прежде, — и, что особенно замечательно, все появлявшиеся теперь сочинения, главным образом, довольствовались материалами, подготовленными для православной Догматики в период ее первый.

Написать первую систему православного догматического Богословия суждено было святому Иоанну Дамаскину, который потому спра­ведливо может быть назван отцом этой науки. Исполненный ревностью об истинном благочестии, в котором воспитан, глубоко изучив Слово Божие и творения святых Отцов, которые читал непрестанно, опытный также и искусный в философии, особенно диалектике (Аристотелевой), равно как и других науках, он решился воспользоваться всеми исчисленными средствами, чтобы начертать Точное изложение православной веры. 86 — и издал сочинение, которое образует эпоху в истории православной Догма­тики. Сочинение это, состоящее из нескольких глав и потом, неизвестно кем, разделенное, для большей удобности, на четыре книги, 87 представляет в себе самый естественный план в размещении трактатов. Сначала (в первой книге) излагается учение о Боге: Его непостижимости, бытии, единстве по существу, троичности в лицах и об Его свойствах; потом (во второй книге) — учение: а) о творении Божием: мире невидимом или Ангелах добрых и злых, мире видимом с его частями и стихиями, мире малом — человеке с его многоразличными способностями, в особенности о его свободе и падении, и — б) Промысле Божием, предведении и предопределении.

Далее (в третьей кни­ге) — учение о Божественном домостроительстве человеческого спасения, как то: а) о воплощении Сына Божия; б) о двух естествах в Воплотившемся, и единстве ипостаси; в) о следствиях ипостасного соединения во Христе двух естеств — взаимном общении естеств и свойств, о том, что пресвятая Дева есть Богоро­дица, что во Христе две воли и два действа, что в нем естество плоти и воля обожены; г) о состоянии уничижения Христа-Спаси­теля, Его крестной смерти ради нашего спасения и нисшествии во ад.

Наконец (в четвертой книге) излагается учение: а) о состоянии прославления Иисуса Христа — Его воскресении, вознесении на небеса и седении одесную Отца, — причем решаются некото­рые соприкосновенные вопросы; б) учение об усвоении спасения: о вере, о таинствах — крещении и евхаристии, о почитании святых, их мощей и икон, о Писании, девстве и других соприкосновенных предметах; в) учение об окончании домостроитель­ства: пришествии антихриста, воскресении мертвых, вечных наказаниях и наградах.

Кроме этого внешнего свойства — естественности и последовательности в размещении трактатов, рассматриваемое нами сочинение святого Иоанна Дамаскина отличается и внутренними свойствами науки или системы: точностью, ясностью и основательностью, с какими не были изложены догматы, все совокупно, ни в одной книге прежде. Метод при раскрытии догматов порознь в этом сочинении употреблен также самый приличный науке православного догматического Богословия: святой Отец, изъясняя и доказывая истины веры, пользуется не только местами Священного Писания, но и свидетельствами древних знаменитых учителей Церкви, и не говорит почти ничего, что не было бы определено и освящено или вселенскими Соборами или предшествовавшими ему Отцами; а вместе призывает в пособие и соображения здравого разума, озаренного светом Божественного Откровения. Из Отцов и учи­телей Церкви чаще всего приводить он мысли святого Григория Бо­гослова, потом святого Дионисия Ареопагита, святого Василия Великого, святого Григория Нисского, Немезия, бывшего епископом немессийским в Сирии, святых Афанасия Великого и Иоанна Златоуста, далее — святого Кирилла Александрийского, Льва Великого, Максима Исповедника, Епифания и других. Вследствие всего этого Богословие святого Иоанна Дамаскина можно назвать как бы сокровищницей отеческих мыслей о догматах веры и притом мыслей, которыми проникнул он дальновидным зрением в самый дух учителей веры, подкрепил и объяснил во многих местах Словом Божиим, и стройно сочетал собственным размышлением. Нельзя, однако, не заметить с дру­гой стороны: а) что в этой первой системе православной Догма­тики не все предметы веры изложены с одинаковой полнотой, а некоторые даже вовсе не упомянуты, 88 конечно, потому, что святой Отец имел в особенном внимании лишь догматы, подвергавшиеся в его время искажению от еретиков; б) что в это сочинение внесены некоторые предметы не догматического свой­ства, 89 хотя и имеющие отношение к догматам; в) наконец, что здесь нарочито не отделены собственно догматы веры, составляющие истинный предмет догматического Богословия, от частных богословских вопросов и мнений. 90 Но должно помнить, что святой Отец писал свое Изложение православной веры совсем не для школы, а для всех православных христиан, и потому не имел в виду подчиняться строго ее условиям и требованиям.

Появление Богословия святого Иоанна Дамаскина было важнейшим событием не только на востоке, но и во всей Христовой Церкви: ибо восток и запад христианский находились еще тогда в единении между собой по вере; и для запада точно так же, как для востока, Точное изложение православной веры было первой систе­мой православной Догматики. Но, к прискорбию, это была вместе и система последняя, равно общая для того и другого: вскоре, с конца IX и особенно с половины XI века, церковь западная, увлекшись духом нововведений и возведя некоторые частные мнения на степень догматов, изменила древней Церкви вселен­ской и отделилась от православного востока. С тех пор судьба Богословия в церкви римской и Церкви православной сделалась различной. На западе возникла и утвердилась схоластика, достой­ная сподручница самой церкви тамошней, развившая новопринятые ей начала до последних крайностей. Забыв достодолжное уважение к Слову Божию и святым Отцам, там начали доказывать догматы веры не столько местами из Священного Писания и Предания, сколько тонкостями диалектики, и часто изречения Аристотеля, Цицерона, Виргилия или Овидия и других языческих писателей предпочитали свидетельствам не только Златоустов и Василиев Великих, но даже Пророков и Апостолов. Потеряв уважение к истинным догматам веры, после того как на степень их возведены некоторые частные мнения, там стали заниматься пре­имущественно подобными богословскими мнениями, старались де­лать заключения из догматов веры, дробили эти заключения на частнейшие положения, выдумывали множество вопросов, иногда самых пустых и ничтожных, состязались по всем правилам диалектики, и всему этому придавали величайшую важность. Воз­никло множество школ, академий и университетов, в которых схоластическое Богословие, в продолжение пяти или шести веков, развилось и процвело со всеми своими странностями и уродливо­стями. В этих школах написано множество богословских систем в одном и том же духе, за которыми древнейшая си­стема догматического Богословия святого Иоанна Дамаскина была почти забыта, хотя первые схоластики пользовались ей. 91 Появились богословские секты, которые, из-за мнений своих серафимских или божественных учителей, шумно состязались между собой целые столетия, и наводнили богословскую литературу запада бесчисленными сочинениями. 92 На востоке — все было иначе. Оста­ваясь вполне верными древнему православию, здесь, по прежнему, продолжали питать совершеннейшее уважение к Слову Божию, в обоих его видах, писанному и неписанному; по прежнему про­должали изучать истины веры не иначе, как во всем последуя святым Вселенским и Поместным Соборам и святым Отцам. Были и на востоке школы в разных местах, где, как в школах западных того времени, преподавались даже высшие науки, по крайней мере, до взятия Турками Константинополя (в 1453 г.); господствовала и на востоке философия Аристотелева, в особен­ности диалектика, 93 — но никогда она не вторгалась здесь в область Богословия с такой незаконной силой, как было у схоластиков. На востоке не писали новых богословских систем, под преобладающим влиянием Аристотеля, где изречения его и других языческих писателей уважались бы наравне с текстами Священного Писания и свидетельствами святых Отцов. Здесь оставалась господствующей древняя богословская система святого Иоанна Дамаскина, вся извлеченная из писаний еще древнейших учителей Церкви, и если написаны некоторые новые опыты в подобном же роде, то на основании тех же начал истинного православия, под руководством тех же надежных руководителей в деле веры.

Живым доказательством мысли, что Богословие святого Иоанна Да­маскина оставалось тогда господствующим на востоке, служат мно­гочисленные списки этого сочинения на греческом языке, простирающиеся через весь ряд веков до самого взятия Константинополя Турками, и доселе хранящиеся в разных библиотеках Европы. 94

Едва только православная вера утвердилась окончательно между южными Славянами, спустя около ста пятидесяти лет по смерти святого Иоанна Дамаскина, Богословие его переведено было на язык славянский Иоанном экзархом ила патриаршим наместником в Болгарии, как одна из важнейших книг для новопросвещенных христиан. 95 С окончательным введением православия в России, это Богословие, в славянском переводе, перешло и к нам, и с тех пор употреблялось у нас постоянно до позднейших времен, как показывают списки его разных веков. 96

Из других сочинений, написанных в то время на востоке в роде некоторой системы православного догматического Богословия, известны нам только три:

1) Догматическое всеоружие православной веры монаха Евфимия Зигадена или Зигабена. 97 Оно составлено в начале XII века по приказанию императора Алексея Комнина, и содержит в себе собрание мыслей святых Отцов и учителей Церкви (преимущественно: Афанасия Великого, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Бого­слова, Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, Кирилла Александрийского, Максима Исповедника, Леонтия Кипрского, Иоанна Дамаскина и Фотия) о главнейших предметах веры и против главнейших религиозных заблуждений. Над собранием этим трудились не­сколько лучших того времени богословов, а Евфимий Зигабен привел только собранные мысли в порядок, разделил на главы или титлы, соединил в одно целое и довольно стройное. Здесь в 27 или 28 главах, которые в некоторых списках разде­лены на две книги, 98 сначала излагается учение о Боге, Его единстве по существу и троичности в Лицах, Его творении и воплощении; потом говорится против Евреев, Симона волхва и Маркиона, против Манихеев, Савеллиан, Ариан, Духоборцев, против Римлян, Несториан, Монофизитов, Иконоборцев, Армян, Павликиан, Богомилов и других еретиков, и таким образом, хотя более с полемической стороны, объемлются почти все коренные догматы. Опыт Евфимия Зигабена не отличается ни таким внутренним единством, ни такой последовательностью и отчетливостью, как Богословие святого Иоанна Дамаскина, но превосходит это последнее сочинение обширностью и обстоятельностью некоторых трактатов.

2) Сокровище православной веры (???????? ??????????), Никиты Хониата (ум. ок. 1206 г.) — также сочинение в догматико-полемическом духе, направленное против ересей древних и современных, между прочим, против Павликиан, Богомилов и Сарацин, с показанием способа, как принимать последних в недра Христовой Церкви. От Всеоружия Зигабенова разнится тем, что подтверждает истины веры и опровергает заблуждения не только свидетельствами из святых Отцов, но и доказательствами из здравого разума, и многие вопросы рассматривает гораздо подробнее и отчетливее. Состоит из 27 книг, из которых, к сожалению, изданы только первые пять. 99

3) Церковные разговоры о единой истинной вере Христовой — святого Симеона, архиепископа солунского (живш. в начале XV в.). Они разделены на две части: первая направлена против безбожников, язычников и иудеев, и состоит из десяти глав, в которых доказывается, что Бог существует, что Он есть един по существу и троичен в Лицах; вторая направлена против еретиков, начиная с Симона волхва до позднейших: Богомилов, Варлаама, Акиндина и других, также против Магометан, и состоит из двадцати трех глав, где излагаются некоторые другие черты православного учения. Все это сочинение не обширно, но отличается ясностью, отчетливостью и более всего тем, что извлечено преимущественно из Священного Писания и писаний святых Отцов. 100

Не можем пройти здесь молчанием и некоторые краткие опыты совокупного изложения догматов, появившиеся в то время в православной Церкви. Таковы: а) Изложение православной вер ы — Григория Паламы, архиепископа солунского, жившего в половине ХIV века; 101 б) Изъяснение священного символа православной веры Христовой — другого солунского архиепископа, Симеона — в начале XV века; 102 в) Исповедание православной и непо­врежденной веры Христовой — Геннадия или Георгия Схолария, цареградского патриарха, составленное в ответ на вопрос об ней турецкого султана Магомета II, по взятии Константинополя; 103 г) Катихизис (?????????) Мелетия Пеги, константинопольского патриарха, отличавшегося ученостью в XVІ веке, 104 и особенно — д) Три догматические послания константинопольского патриарха Иеремии к вюртемберским богословам-протестантам (написаны между 1576-1581 гг.), где, на основании Слова Божия, определений Вселенских Соборов и учения святых Отцов, довольно обстоятельно излагается вообще вероучение восточной православной Церкви, пре­имущественно же с тех сторон, которые отличают ее исповедание от исповедания августинского. 105 Таковы же из появив­шихся в России: е) Книжица о единой истинной православной вере и святойсоборной апостольской Церкви. направленная против Латинян и изданная в Остроге ок. 1588 г.; 106 ж) книга о вере единой, святой, соборной, апостольской Церкве, — иеромонаха Захария Копыстенского, также направленная против Ла­тинян и изданная 1619 г. в Киеве; 107 з) Катихизис, при­писываемый Лаврентию Зизанию, литовскому протоиерею, изд. в Москве 1627 г. 108

Что касается частных догматических исследований и трактатов, написанных тогда на востоке, то они, главным образом, имеют предметами своими отличительные догматы православия, извращаемые или отвергаемые папистами и протестантами. Замечательнейшие из этих сочинений: а) направленные против учения западной церкви о происхождении Святого Духа и от Сына — принадлежат Фотию, цареградскому патриарху IX в. Евстратию, никейскому митрополиту XII в. Герману, константинопольскому патриарху XIII в. и двум солунским архиепископам — Григорию Паламе и Нилу Кавасиле XIV в.; б) направленные против учения о главенстве папы — тому же солунскому архиепископу Нилу Кавасиле и монаху Варлааму ХІV века; в) вообще против заблуждений Латинян — Никите Пекторату, константинопольскому пресвитеру XI века, Георгию, корцирейскому митрополиту XII в. Григорию кипрскому XIII в. и Макарию анкирскому XV в. а из Русских — Леонтию Карповичу и Захарию Копыстенскому — начала XVII века; г) против заблуждений протестантских — из Греков — Гавриилу, филадельфийскому митрополиту, а из Рус­ских — новгородскому монаху Зиновию XVI в. 109

Так прошли для православно-догматического Богословия средние века, называемые вообще веками темными по состоянию просвещения во всем христианском мире. С конца XV и особенно с начала XVI столетия, вследствие изобретения книгопечатания (1440), распространения древней греческой учености и памятников ее между народами запада, по взятии Константинополя (1453), вслед­ствие реформации (1517) и других причин, для западной Европы настал новый период просвещения вообще, и в частности новый период в развитии Богословия. Для востока с его православной Церковью, равно как для православного Богословия, этот период наступил гораздо позже — почти с половины XVII века, хотя подготовлялся и в оба предшествовавшие столетия.

Обстоятельства, подготовлявшие его, были следующие. С самого отделения своего от Церкви вселенской, римские первосвященники постоянно за­няты были мыслью подчинить себе православный восток и в частности православную Россию, как свидетельствует непрерывный ряд их попыток, представляемых историей. Но никогда эти попытки не были так сильны, так близки к успеху и опасны для православия, как с шестнадцатого века. В Греции им благоприятствовали падение империи (1453) и последовавший за тем упадок просвещения; в России — недостаток просвещения и присоединение западной части ее к Польше (1569). Главным орудием как здесь, так и там явился новоучрежденный (1540) орден иезуитов. Быстро проникли они в Польшу и западную Россию, основали свои школы в Полоцке, в Вильне и на Во­лыни, для воспитания в своем духе детей православных; по­всюду рассеивали сочинения против восточной Церкви для увлечения в свои сети и людей взрослых, считавшихся ее чадами от колыбели — и несчастная Уния, возникшая в западном крае России к концу XVI века, была первым плодом этих усилий. 110 Также быстро проникли достойные ученики Лойолы в Грецию, завели свои училища в Галатах и даже в Константи­нополе, выдавали себя за безвозмездных учителей юношества, ста­рались быть духовниками народа, и рассеивали пагубные для православия сочинения, 111 между тем как за пределами Греции, в знаменитых университетах и академиях запада, куда, за недостатком собственных училищ, спешили греческие юноши, жаждавшие просвещения, они незаметно напитывались тем же духом, опутывались теми же сетями, и папа Григорий ХIII в самом Риме основал греческую коллегию, где безвозмездно воспитывал всех приходящих Греков и Русских. 112 Вся эта усиленная деятельность Ватикана объясняется Лютеровой реформой: лишившись, вследствие ее, бесчисленного множества древних чад своих, папы думали вознаградить свою потерю подчинением себе Церкви восточной, и не щадили для сего никаких средств. Но не оставались бездеятельными и протестанты: они также (особенно лютеране и кальвинисты) спешили распространить свое учение между восточными христианами, и уже в XVI веке имели свои храмы в воеводствах подольском, киевском, галицком, волынском и в Белоруссии, проникли в Валахию, утвердились в Греции, где в самом Константинополе составили себе сильней­шую партию, противоборствовавшую иезуитам; 113 также стара­лись распространять между православными свои сочинения, и для совращения Русских переводили на славянский язык свои катихизисы, 114 а в Греции издали под именем константинопольского патриарха Кирилла Лукариса Исповедание веры. совершенно проникнутое духом кальвинизма, и произведшее столько волнений во всей восточной Церкви. 115 Таким образом православные находились посреди двух огней: паписты усиливались привлечь их на свою сторону, доказывая им, между прочим, будто Церковь восточная всегда была согласна в своем вероучении с западно-римской; протестанты влекли на свою, утверждая напротив, что не римское, а собственное их, протестантское вероучение согласно с восточным. 116 Что оставалось делать в таких обстоятельствах в охранение православия? Требовалось, прежде всего и бо­лее всего, составить возможно-точное и подробное исповедание православной восточной Церкви, из которого бы ясно увидели чада ее, как издревле веровала она и научала верить, и разнится ее истинное учение от учения папистов и протестантов; требовалось потом основать для православных собственные училища, где преподавалось бы, между прочим, и православное Богословие во всей обширности, и откуда бы выходили не только достойные учители православной веры, но и ученые защитники ее от не православных. На оба эти требования, которые ясно сознавали тогда многие и в Греции и в России, 117 пламеннее всех других отозвался Петр Могила, митрополит киевский. Он изыскал средства составить Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной. и первый ввел в свою киево-могилянскую Коллегию преподавание Богословия в такой обширности, в какой преподавалось оно в тогдашних училищах Европы, и таким образом положил начало (1631-1647) для нового, третьего периода в истории православного догматического Богословия.

Православное исповедание. по истине, составляет эпоху в этой истории. Доселе сыны Церкви восточной не имели особой символической книги, в которой бы могли находить для себя подроб­нейшее, данное от имени самой Церкви, руководство в деле веры при ученом раскрытии и защищении догматов, но довольствовались только краткими символическими вероопределениями святых Вселенских и Поместных Соборов и правилами святых Отцов, поименованных собором трулльским, а вслед затем уже и всеми другими отеческими писаниями, которые, однако, не могли иметь такой важности. Православное Исповедание Петра Могилы, рассмотренное и исправленное на двух соборах — киевском (1640 г.) и ясском (1643 г.), рассмотренное и одобренное потом всеми четырьмя вселенскими патриархами и патриархами русскими — Иоакимом и Адрианом, явилось первой символической книгой восточной Церкви. Здесь в первый раз изложены все догматы её от её имени в возможной точности, и притом так что, направлены не только против ересей древних, но и против новых заблуждений, возникших на западе со времени отпадения его от вселенского православия. Здесь, следовательно, дано подробнейшее и вместе надежнейшее руководство в деле веры как всем православным, так в частности и православным богословам при обстоятельном раскрытии догматов. Введение православного догматического Богословия в школы составляет также своего рода эпоху в истории этого Богословия, ибо отселе соб­ственно оно в первый раз становится наукой, входит в ряд других наук и неизбежно подчиняется, сколько позволяет свой­ство откровенных истин, всем условиям науки и школы, — тогда как все прежние опыты Богословия, хотя имеют в боль­шей или меньшей степени некоторые свойства науки, написаны были совсем с другой целью, — не для школы, а для жизни.

Со времени введения православного догматического Богословия в наши отечественные школы, — в развитии его можно различать три частнейшие отличия.

Сначала, впродолжение первых восьмидесяти лет (1631-1711), оно преподавалось в виде отдельных трактатов, без всякой почти систематической связи между ними и без строгого отделения догматов веры от других христианских истин. Потому и называлось Богословием вообще, а не Богословием догматическим, хотя по преимуществу рассматривало догматы. Все это известно из трех-четырех учебников киевской Академии, сохранившихся в рукописях. Древнейшим из них (читан. с 1642 по 1646 г.) в размещении трактатов следует порядку известного Богословия Фомы Аквината, 118 где видны еще следы некоторой системы; во втором учебнике (1693-1697) трактаты не связываются уже между собой ничем внутренним, а только внешними словесными переходами от одного трактата к другому, помещаемыми в на­чале каждого; в третьем (1702-1706) и в четвертом (1706-1711) учебниках по местам недостает и такой внешней связи. Рассуждая о Боге, о воплощении, о Церкви, о таинствах и дру­гих догматах веры, все эти учебники имеют трактаты и о грехах и о добродетелях, т.е. о предметах Богословия нравственного. Метод в раскрытид истин господствует здесь чисто схоластический. Это ряд состязаний (disputatio), из которых каждое разлагается на несколько вопросов; вопросы делятся на новые вопросы, выражаются в частнейших положениях; затем следуют доказательства, многочисленные возражения, опровержения. Направление в этих учебниках — в духе Церкви право­славной и строго полемическое, особенно против папистов и протестантов, от чего спорные предметы рассматриваются с вели­чайшей обширностью, и им посвящаются, после раскрытия истин с положительной стороны, еще особые состязательные трактаты (tractatus Theologiae controversae). Почему школьное Богословие явилось у нас сначала в таком не систематическом виде и с таким методом, это объясняется тем, что, по форме, оно пере­сажено к нам из Европы, где воспитывались почти все пер­вые наставники киевской Коллегии, и где, в лучших училищах, продолжала еще господствовать схоластика. 119 Направление же объясняется духом и вместе тогдашними обстоятельствами православной Церкви, которая и в Греции, и в России, как юго-западной, так и восточной, подвергалась тогда сильнейшим нападениям со стороны римских католиков и протестантов.

Феофан Прокопович, преподававший догматическое Богословие в киевской Академии с 1711 г. по 1716 г. первый отделил его от Богословия нравственного, 120 как особенную науку, и представил в системе, а потому справедливо называется отцом систематического Богословия в России. План его Догматики следующий: первая часть рассуждает о Боге в самом себе (de Deo ad intra): 1) едином по существу и 2) троичном в Лицах; вторая — о Боге во вне (de Deo ad extra), т.е. в Его действиях, и именно — 1) об Его творении: а) мира видимого и б) невидимого, и 2) об Его промысле: а) общем по отношению ко всем тварям и б) особенном по отношению к падшему человеку, состоящем в восстановлении рода человеческого через Иисуса Христа. 121 План в общих чертах, очевидно, хороший, хотя в подробностях (особенно в подразделении последнего отдела: о восстановлении человека) не без недостатков, и хотя сам автор не успел осуществить его, доведя свои записки только до трактата о падении человека. 122 Метод в этих записках все еще отзывается схоластикой, но уже схоластикой умеренной: истины излагаются большей частью в положительной форме, а не в виде диспутаций; многие пустые вопросы исключены. В направлении записок по прежнему преобладает полемика, но преимущественно направленная против папистов. В авторе видна обширная бо­гословская ученость. Нельзя, однако, не сознаться, что Феофан, вероятно, приготовляя свои записки наскоро, не всегда достаточно обдумывал мысли, какие заимствовал из готовых пособий, а впоследствии не имел времени ни дополнить, ни испра­вить этих записок — от того в них, как заметил еще пре­освященный митрополит киевский Евиений, по местам остаются прямые выписки из Гергарда и других иностранных богословов. 123

После Феофана Прокоповича, в течение почти целого столетия (1715-1809), в порядке и методе преподавания у нас догматиче­ского Богословия заметно какое-то колебание. Одни продолжали идти прежним путем, бывшим до Феофана, т.е. составляли свои записки в виде отдельных трактатов, ничем несвязанных между собой; другие напротив, последуя Феофану, старались из­лагать догматы в некоторой системе. Одни удерживали прежний метод — схоластический, хотя более или менее умеренный, и раскрывали истины не только положительно, но и полемически, притом на языке чуждом для нас, латинском; другие излагали эти истины только положительным образом, просто, общенародно, без всякой почти схоластики и полемики, и на языке отечественном.

Из опытов догматического Богословия, написанных в виде отдельных трактатов, методом умеренно-схоластическим и дидактико-полемическим, замечательнейшие: а) Богословские уроки архимандрита Сильвестра Кулябки, читанные в киевской Академии с 1741 по 1745 год, хотя неоконченные; 124 б) Краткое Догматико-полемическое Богословие архимандрита Иакинфа Карпинского, преподанное в коломенской Семинарии в 1771-1772 г., и расположенное в одиннадцати главах; 125 в) наконец Догма­тико-полемическое Богословие архимандрита Сильвестра Лебединского, преподанное в казанской Академии в 1797-1799 г. и расположенное в шестидесяти восьми главах. 126 Следует, однако, заметить, что хотя в двух последних опытах трактаты и главы не связаны между собой никакой нарочитой системой, но они следуют одни за другими в самом естественном по­рядке, почти в том самом, в каком обыкновенно распола­гаются и в системах.

Из опытов догматического Богословия, написанных в виде системы — а) методом дидактико-полемическим и схоластическим — известны: Христианское православное Богословие преосвящ. Георгия Конисского 127 и Догматико-полемическое Богословие преосвящ. Иринея Фальковского: 128 оба эти руководства читаны в киевской Академии, первое в половине (с 1751 по 1755 г.), последнее к концу прошлого и в начале нынешнего столетия (1795-1804), и оба составлены по плану, предначертанному Феофаном Прокоповичем; б) методом только положительным, без полемики и схоластики — Догматическое Богословие преосвящ. Феофилакта Горского — читано в московской Академии (с 1769 по 1774) по плану, начертанному самим автором и не отличающемуся строгостью. 129

Наконец, просто, общенародно и на отечественном языке, без строгой системы, но с довольной последовательностью написаны:

а) Сокращенная христианская Богословия — преосвящ. митропо­лита московского Платона, преподанная им наследнику Всероссийского престола Павлу Петровичу (1763 — 1765): она состоит из трех частей, и Догматика изложена собственно во второй; 130

б) Догматическая Богословия — архимандрита Макария, читанная в тверской Семинарии в 1764-1766 г. 131 и — в) Христианская Богословия — иеромонаха Ювеналия Медведского, в которой Догма­тика занимает одну первую часть, составленная в 1797 году. 132

Сравнительно лучшими из всех доселе упомянутых опытов догматического Богословия, по основательности и полноте, справедливо признаются опыты архимандрита Макария, преосвящ. Иринея и преосвящ. Феофилакта.

Со времени преобразования наших духовных Училищ, начавшегося в 1809 г. или точнее, с издания в свет конспекта богословских наук для этих училищ в 1812 г. и потом с издания уставов для духовных Академий и Семинарий в 1814 го­ду, — догматическое Богословие начало уже постоянно преподаваться у нас в виде системы. Для него предначертан и общий план (в означенном конспекте), указаны и метод и направление (в конспекте и уставах). С тех пор, как известно, написано несколько опытов систематического изложения православных догматов профессорами наших духовных Академий и Семинарий, хотя, к сожалению все это остается лишь в рукописях, за исключением немногих трактатов, напечатанных в наших духов­ных периодических изданиях. Единственный опыт, изданный в свет, есть догматическое Богословие профессора московского Университета, протоиерея Петра Терновского, отличающееся отчетливостью и сжатостью. 133 Правила, изданные бывшей Коммисией духовных Училищ в 1838 г. касательно преподавания семинарских наук, и новые правила касательно того же предмета, изданные Священным Синодом в 1840 году, более и более определяют, между прочим, и метод и направление истинно-православного догмати­ческого Богословия. Остается желать, чтобы по этим указаниям составились наконец у нас систематические учебники догмати­ческого Богословия, достойные предмета и вполне соответствующие потребностям образующагося в духовных Училищах юношества и всей Церкви. 134

Не без причины, говоря о развитии православного догматического Богословия, как науки, во весь последний период, мы ограничивались только нашим отечеством. В Греции и на всем востоке, со времени падения Константинополя, просвещение нахо­дилось в крайнем упадке; школ почти не существовало, а если и существовали где, то одни первоначальные, в которых Богословие не преподавалось. 135 Все, искавшие себе высшего образования, должны были отправляться в западные училища, или посвящали всю жизнь свою домашним, усиленным занятиям. 136 Не прежде, как с половины прошлого столетия, со времен знаменитого Евиения Булгариса, который, будучи преем­ственно ректором гимназий в Яннине, на Афоне и в Констан­тинополе, первый начал преподавать догматы веры в систематическом порядке, наука эта сделалась известной в греческих школах; 137 но она преподавалась там постоянно только по рукописям, которые остались нам неизвестными. С восстановлением Греции на степень самобытного королевства, когда в основанном ей афинском Университете дана кафедра и для преподавания богословских наук во всей обширности и полноте, и когда вообще просвещение, как светское, так и духовное, на­чало более и более распространяться между Греками, можно на­деяться, что они снова примут деятельное участие и в судьбах православного догматического Богословия, понимаемого в смысле науки.

Обращаясь от догматических систем и учебников к кратким изложениям веры и частным исследованиям догматическим, находим тех и других немало впродолжение настоящего периода как в Греции, так и в нашем отечестве.

В ряду кратких изложений и изъяснений веры достопримечательнейшие суть: I) на греческом языке — а) Исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной иеромонаха Митрофана Критопула, бывшего впоследствии патриархом александрийским, написанное им по просьбе иностранных ученых, во время путешествия его по Европе; 138 б) Исповедание Иерусалимского патриарха Досифея, читанное и утвержденное на Иерусалимском соборе 1672 г. и потом от лица всех восточных Первосвятителей присланное к нашему Священному Синоду в 1723 г. как точное изложение православной веры, 139 и в) Православ­ное Исповедание или изложение верыправославныя апостольския Церкви — Евгения Булгариса, окончившего дни свои в России в сане славенского и херсонского архиепископа; 140 II) на русском языке — а) Катихизис преосвящ. Феофана Прокоповича, долго употреблявшийся в школах; 141 б) Катихизисы. краткий и обширный, преосв. Платона, митрополита московского, имевшие тоже назначение; 142 в) наконец Катихизисы, особенно пространный, преосвящ. Филарета, митрополита московского, ныне издающиеся как для преподавания в училищах, так и для употребления всех христиан православных. 143

Частные догматические исследования и в настоящий период, как прежде, относились, по преимуществу, к тем предметам веры, которые подвергались нападениям со стороны неправославных, и потому имеют характер более полемический. Лучшие из этих сочинений:

I) против папистов: а) о происхождении Святого Духа — Георгия Корезия, Иоанникия Галятовского, особенно Адама Зерникова и Феофана Прокоповича, б) в опровержение учения о главенстве папы — Георгие Корезия, Иоанникия Галятовского и Нектария, Иерусалимского патриарха, в) о времени пресуществления Евхаристии — братьев Лихудов, Иоанникия и Софрония, святого Димитрия Ростовского и Стефана Яворского;

II) против протестантов: а) о седми таинствах Церкви, также об а иконах, о призывании, святых — Георгия Корезия, 6) в опровержение вообще лютеранских и кальвинских заблуждений — Мелетия Сирига, братьев Лихудов, Стефана Яворского и Феофилакта Лопатинскаго;

III) против раскольников: а) о времени пришествия антихристова и кончины века — Стефана Яворскаго; б) в обличение всех вообще раскольнических заблуждений — книги, изданные от лица святых Патриархов русских, также сочинения святого Димитрия Ростовского, Феофилакта Лопатинского, Питирима, Феотокия, 144 преосвящ. Филарета, митрополита московского 145 и преосвящ. воронежского Игнатия. 146

В последнее время много частных догматических исследований и вообще сочинений, более или менее обширных, помещено в трех издающихся в нашем отечестве духовных журналах: Христианском Чтении, 147 Воскресном Чтении 148 и Творениях святых Отцов с прибавлениями духовного содержания, 149 а также между издаваемыми по временам опытами воспитанников наших духовных Академий: Санкт-Петербургской, Киевской и Московской. 150